Взрыва все нет

Автор
Взрыва все нет

Вышла книга Колума Маккэнна "И пусть вращается прекрасный мир".

Вышел русский перевод книги Колума Маккэнна "И пусть вращается прекрасный мир" – напоминающее "Улисса" описание событий, случившихся в Нью-Йорке в тот день, когда французский канатоходец прогулялся между крышами башен Всемирного торгового центра.

В 1986 году Колум Маккэнн, молодой, но уже успешный ирландский журналист, приехал в Америку с целью сочинить Великий Американский Роман – и открыл ее для себя, объездив всю страну на велосипеде. Помимо "Прекрасного мира", написал еще шесть довольно известных произведений. Это сложные книги, так или иначе объединенные попытками смотреть в корень времени, истории, с хором героев, с постоянной сменой перспективы — так, например, в "Золи" ("Zoli", 2006) XX век показан через историю прошедшей нацистские лагеря цыганки, прототипом которой стала цыганская поэтесса Папуша. Сегодня Маккэнн преподает creative writing в нескольких американских университетах и много пишет в разные газеты и журналы. В частности, у него есть несколько текстов об 11 сентября, в которых он так или иначе вспоминает 2 эпизода: как его тесть шел пешком домой с 57-го этажа второй башни — и придя домой, пропахший дымом, бросился обнимать внучку, а та испугалась, что дедушка горит, и как 12 сентября 2001 года писатель наблюдал в уличном кафе женщину, с достоинством и даже наслаждением смакующую шоколадный торт.

Все об одном — если и есть нормальная жизнь после катастрофы, то она теперь будет казаться ненормальной. "И пусть вращается прекрасный мир" – 1-й роман Маккэнна, переведенный на русский язык. В 2009 году он получил Национальную американскую премию, в 2011-м — Дублинскую, и сейчас автор совместно с будущим режиссером Джей Джей Абрамсом переписывает книгу в сценарий. Несмотря на то что "Прекрасный мир" вышел совсем недавно, статус у него уже культовый. Немаловажна и тема: книга описывает "некую модель скрытого от глаз мира, вращающегося вокруг единственного дня, 7 августа 1974 года". День, когда французский канатоходец Филипп Пети 45 минут гулял со своим шестом между башнями Всемирного торгового центра на высоте 110 этажей. День, который выстраивается в непростую рифму ко всему десятилетию после 9/11.

Маккэнн не 1-й, кто вспомнил о Пети после 11 сентября. Его роман вышел практически одновременно с документальным фильмом Джеймса Марша "Канатоходец". Эта картина в 2008 году была чрезвычайно популярна в Нью-Йорке, а затем забрала и "Оскара" за лучший документальный фильм. Француз Пети, которого в этом кино трудно не упрекнуть в некотором галльском самодовольстве, тут не то чтобы совсем главный герой. Он вне всякой собственной и даже авторской воли уступает место фону, самим башням, которые значат до черта всего: и большие американские надежды, и былое величие. Так и у Маккэнна танец Пети — что-то вроде детонатора. Он запускает цепь событий, как будто не имеющих к нему никакого отношения. Выявляет прежде скрытые связи. Более того, эти связи выстраивает: "В Нью-Йорке все построено на чем-то другом, здесь ничто не стоит особняком, все вещи вокруг не менее странны, чем все прочие, и тесно связаны между собой".

Роман — полифония: шум голосов, на разные лады рассказывающих свои истории, калейдоскоп образов. Матери погибших во Вьетнаме сыновей. Мальчишка, фотографирующий граффити в метро. Пара художников в карнавальных костюмах. Шлюхи в Бронксе. И Корриган, ирландский монах, вместе со скамейкой и чемоданчиком книг перевезший в Нью-Йорк свои непростые отношения с Богом. И Киран, брат Корригана, и медсестра Аделита, в которую он влюблен. Все они отчаянно пытаются дотянуться друг до друга.

Но единственное, что их объединяет, – это то, что все они разъединены. Есть 2 сцены романа, где это разъединение выявлено с наибольшей ясностью. Одна — когда одинокая и богатая Клэр пытается заманить к себе в гости чернокожую Глорию, тоже потерявшую на войне сына, и, отчаявшись, предлагает ей денег, чтобы та осталась. Ее счастье, что Глория правильно воспринимает бестактность и видит в ней крик о помощи. Второй эпизод: Корриган, который тут ближе всего к роли главного героя, сидит в гостях у любимой женщины и смотрит, как она играет с детьми. "Я сижу там и думаю, — рассказывает он брату после, — сколько мужества нужно, чтобы жить обычной жизнью". Обычная жизнь предстает чем-то вроде рекламной картинки в телевизоре, манящей и столь же недоступной. Ирландский монах и медсестра сидят рядом и боятся притронуться друг к другу. Он хотел бы знать, чего хочет Бог. Она довольно остроумно замечает, что между ними и Богом есть еще соседи сверху.

Тут нет такого фокуса, который, несомненно, случился бы в любом описывающем городскую жизнь кино: когда все герои неизменно встречаются друг с другом, пока мы смотрим про одного, в кадре на заднем плане мелькает другой. Неважно, связаны ли все персонажи между собой — их объединяет некое событие, стоящее над ними. Только можно даже не догадываться о величине этого события, поскольку речь идет о катастрофе, которой не случилось. Финальный эпизод переносит читателя в наше время. Его героиня неизменно носит с собой фотографию замершего на проволоке Пети. "Человек застыл посреди неба, в то время как самолет будто ныряет в угол небоскреба. Один мимолетный фрагмент истории, породнившийся с другим. Словно идущий по канату человек как-то предвидел грядущие события. Столкновение времени и истории. Кульминационный момент репортажей. Мы ждем взрыва, но его все нет".

"Ей кажется, что на снимке сохранен устойчивый, непреходящий момент: одинокий человек на шкале истории, еще способный творить мифы, несмотря на все прочие обстоятельства". Ирландский роман, описывающий скрытую механику одного дня в одном городе – как тут не вспомнить "Улисса"? Но "И пусть вращается прекрасный мир" — это не модернистский роман. Это роман человеческий. Связи не занимают автора сами по себе. Скрытая в 7 августа 1974 года модель мира не становится метафорой всего. Нет героя, перетянувшего на себя канат истории. Есть только замершее, остановившееся время.

Совершая нечто удивительное, Пети как будто замедляет ход событий. И в образовавшемся временном киселе становится возможно сближение. Этого счастливого переживания у города уже не отнять. Поэтому в наказание за нарушение общественного порядка нью-йоркский судья присуждает канатоходца к штрафу в пенни за этаж — и к повторению выступления. В Сентрал-парке, для детишек. Судью — тут автор наконец не удержался от лобового высказывания — зовут Соломон.