Не верю в Гаагу, невозможно посадить на скамью всех виновных в Буче - Александр Шульман

Увидел еще издалека. Длинная, черная, как обожженная до угля, очередь. Молча. Все вместе — и в то же время каждая фигура в отдельности.

Женщины. Старик. Кто-то качает головой – сам себе, без звука. Кто-то наспех стирает со щеки слезу.

Кто-то сжал руку ребенка так, что ему больно, но тоже – молча оба – ребенок и его или мама, или бабушка. Очередь стоит в городскую больницу города Буча.

Очередь на опознание своих мужей, сыновей, родителей, дедов, дочерей, матерей. Очередь как стена между прошлым и настоящим. Между надеждой и отчаянием.

Очередь людей, у кого рашисты отобрали самое дорогое – родных. Время от времени к дороге выходят мужчины в чёрных куртках с синим скотчем на рукавах.

Ни один ликвидированный рашист не вернет домой родных. Ни одно слово не сможет облегчить боль.

Никакое уголовное введение не будет адекватным ответом на действия рашистов.

Иногда к дороге выходят мужчины в черных куртках с синим скотчем на рукавах. Они жадно курят и поднимают лицо к небу. Оттуда сыплются редкие снежинки и уже не понять, что блестит на щеках — растаявший снег или слезы.

Когда мне говорят о Гааге, я только качаю головой — невозможно посадить на скамью подсудимых всех, кто виноват в том, что они натворили в Буче.

Я не верю в Гаагу. Я не верю в международные санкции – многие страны под ними живут годами. Я не верю ни в одно раскаяние.

Я верю тем мужчинам, что снимают с размозженных рашистских танков и бех пулеметы — "норм, немножко подремонтируем и будет работать".

Я верю тем артиллеристам, что поднимают руки в поздравлении, стоя в башнях САУ, идущих колонной – и от которых даже сквозь дизельный выхлоп пахнет порохом. Я верю тем ребятам из ТРО, что коротко посмотрев на нас, предлагают кроме кофе горячий суп и извиняются, что вместо тарелок у них какие-нибудь формы для выпечки.

Я верю молчаливым мужчинам, которые восстанавливают электрическую сеть и чинят свет.

Я верю тому рабочему какого-то состава, который идет опустошенной улицей и несет кошачьую переноску со спокойной, с янтарными глазами, серой британкой:

– Они убили моих соседей – всех пятерых. Троих застрелили, девушку насиловали, затем убили, а одному голову разбили прикладом. А я сейчас верну домой эту королеву и пойду разбирать то, что они натворили на работе.

Разбирать то, что они сделали мы будем долго.

Пожалуй, не один год.

То, что они натворили, превосходит действия нацистов.

Их не должно оставаться на земле.