В РФ знают, какое количество жертв способно посадить нас за стол переговоров, – нардеп Роман Костенко

Народный депутат от партии "Голос" и секретарь комитета по национальной безопасности, обороне и разведке Роман Костенко в прошлом — полковник СБУ, один из командиров подразделения "Альфа" СБУ. Костенко также один из "киборгов" — защитников Донецкого аэропорта, среди военных более известный по позывному "Гром". "Телеграф" обсудил с нардепом реальную военную угрозу со стороны России, как Украина может от нее защититься и какого оружия не хватает нашим Вооруженным силам для сдерживания армии соседа.

— Несколько последних месяцев обсуждается новое масштабное вторжение в Украину со стороны России. Также мы видим серьезную активизацию наших западных партнеров – они предоставляют много оружия, их лидеры проводят важные международные визиты. В таких условиях, как оцениваете угрозу дальнейшей эскалации?

Я бы сказал, что оружия дают не очень много, его просто предоставляют. Нам нужно больше. А что касается вторжения, то эта угроза с нами уже с 2014 года – вторжение уже произошло, и сейчас вопрос только в новой эскалации. Хотя ситуация сейчас самая напряженная с 2014 года, учитывая те войска, которые они стягивают, и политическую ситуацию.

На прошлой неделе мы с оборонным комитетом заслушивали представителей всех украинских спецслужб, пограничную разведку, военную разведку, и сейчас хорошо понимаем, какие войска находятся у наших границ. Несмотря на заявления России, мы видим, что небольшое перемещение вдоль наших границ продолжается. Но это не те силы, которые могут совершить полномасштабное вторжение. Остается открытым вопрос, чем вообще завершать вторжение. Ведь отрезание Украины по Днепру, как нам рисовали, теми силами, что есть у границ, осуществить невозможно. Следовательно, сейчас на масштабное вторжение Россия не способна. Но есть другая угроза.

Несколько дней назад мы встречались с Главнокомандующим Вооруженными Силами Украины генералом Валерием Залужным и говорили об ВСУ и о тех сценариях, которые они сейчас рассматривают. Конечно, вторжение является одним из вариантов развития событий, но менее вероятным. Военным командованием рассматриваются сценарии нескольких локальных операций, основная из них – угроза на Востоке. Использовав эскалацию на Донбассе, потом можно принудить нас к каким-либо политическим решениям. По всей вероятности, речь идет о выполнении Минских соглашений.

Если по дипломатическому пути мы откажемся (выполнять "Минск" — Ред.), то Россия может попытаться оцепить наши войска на Востоке страны, а затем принуждать нас (идти на уступки — Ред.).

Есть информация, что в РФ даже понимают, какого количества жертв им нужно достигать в случае такого обострения, чтобы посадить нас за стол переговоров. Это где-то минимум 50-60 погибших ежедневно. Для них жизнь людей – это простая математика. Таким образом, они и ведут дипломатию.

— Какова возможность имплементации Минских договоренностей в украинское законодательство? Об этом активно говорят в политикуме, об этом говорил и Эмманюэль Макрон во время визита в Украину.

Минские договоренности уже свою роль сыграли. Они были важны в 2015 году. К тому же на протяжении многих лет наша армия уничтожалась, и когда Россия вторглась на нашу территорию, а я сам участвовал в тех боевых действиях и видел, что происходило, ее нужно было остановить. Потребовался перерыв, чтобы сделать перегруппировку сил, чтобы укрепить армию, чтобы донести населению месседж, что Россия уже не друг, а враг, оккупирующий нашу территорию. Мы за эти годы укрепили армию, несколько стабилизировали ситуацию, и в этом роль Минских договоренностей. Сейчас мы можем выполнить два пункта: прекратить огонь и развести войска. На дальность прямой видимости.

К примеру, автоматический гранатомет стреляет на 1700 метров, и вот на эту дальность развести наши войска, сделать все, чтобы минимизировать наши потери. И вопрос пока должен быть заморожен. Дальше мы продолжаем восстанавливать армию, строить сильную экономику, налаживать отношения с нашими партнерами.

А сейчас "Минск" — это фактически условия России по уничтожению Украины. Если мы имплементируем эти договоренности в законодательство, это будет означать, что Россия возвращает нас в сферу своего влияния. Потому что тогда так называемые "ЛНР"-"ДНР" смогут вести экономические отношения с РФ.

— То есть, смогут стать полноценными субъектами

Да. А "депутаты" так называемых "ЛДНР" смогут заседать в Верховной Раде, пытаясь таким образом изнутри подорвать страну. Поэтому сейчас выполнять "Минск" нельзя ни при каких условиях. Надо искать другие форматы. Выполнение "Минска" на условиях РФ приведет к потере нашего суверенитета. Россия всегда ведет переговоры с позиции силы. И когда мы будем понимать, что у нас есть ракеты, которые могут превентивно наносить удары, что наша армия так сильна, что сможет в любой момент отвоевать Крым и Донбасс, вот тогда можно садиться за стол переговоров.

А когда мы идем фактически с поднятыми руками к вооруженному человеку, это не выход. Слова президента РФ о "нравится-не нравится, терпи, моя красавица", говорят о том, что они не хотят никаких договоренностей, они хотят исключительно того, чтобы все было на их условиях.

— Видите ли вы какие-то сигналы от действующей власти, возможно, в парламенте, что Минские соглашения все же могут быть имплементированы в ближайшие месяцы?

Нам будут пытаться их проталкивать, но я уверен, что власти не хотят их стопроцентной реализации, потому что понимают угрозы. И мы, и наши партнеры, через Нормандский формат, через другие международные встречи, будем пытаться склонить Путина пойти на какие-то уступки. Возможно, переписать какие-то части Минских договоренностей или поменять порядок их выполнения.

Во власти понимают при этом, что общество не воспримет исполнение "Минска" в том виде, как есть сейчас. Россия будет стоять на своем, имея за собой более сильный военный потенциал, более сильные дипломатические позиции в мире. Они будут давить на нас и привлекать международных партнеров, особенно тех, кто сильно хочет закончить эту войну и показать в своих странах, что они о чем-то договорились с РФ. Это касается, в частности, тех стран, где скоро пройдут выборы (в апреле во Франции будут выбирать президента — Авт.).

— Мы знаем, что Россия не хочет видеть нас в НАТО и некоторые в Европе играют им на руку. В самом Альянсе говорят, что якобы мы не отвечаем всем требованиям, в частности, по реформе в армии. По-вашему, могут ли нас принять в НАТО в нынешнем виде? И может ли это стать альтернативой Минску?

Наша армия – самая большая в Европе и, я думаю, самая сильная. Мы не принимаем во внимание страны, обладающие ядерным оружием, потому что его применение свидетельствует, что это уже конец. То, как мы развили армию с 2014 года, позволяет нам полностью соответствовать стандартам НАТО. За исключением, возможно, каких-либо процедур. И в НАТО понимают, что если бы они приняли нас в свои ряды, то это их усилило бы.

Но НАТО это не только об армии. Это и об экономике, и о политическом устройстве страны. И это консенсусное решение, что все 30 стран должны его принимать. Согласно статье 5 Североатлантического договора, если на одну страну Альянса нападают, то все остальные страны должны приложить максимум усилий, чтобы помочь этой стране. А тогда эти страны в случае защиты нас должны будут объявить войну РФ. От маленькой Черногории до Штатов, все должны стать на нашу защиту. Но готовы ли они к этому? С моей точки зрения, нет.

Является ли альтернативой Минску быстрое принятие в НАТО? Это не залог того, что Россия сразу вернет нам уже оккупированные территории, но это будет залогом того, что мы больше не потеряем никаких территорий. Однако сегодня нас в НАТО не принимают и это исключительно политический вопрос.

Есть страны, на решение которых напрямую влияет Россия. Но завтра все может измениться, например, внутри РФ или на международной арене, и мы станем членом НАТО через неделю-две. Но если ничего не изменится, мы можем ждать годами.

— Что касается оружия, вы уже сказали, что его предоставляют недостаточно. Готова ли Украина к отражению авиа- и ракетных ударов, если Россия на это решится?

Я думаю, ракетных ударов не будет. Особенно по гражданским объектам. Ибо это будет означать, что они наносят удары сами по себе. Но, в случае необходимости, мы сможем сбивать. У нас есть комплексы противовоздушной обороны, которые могут сбивать российские ракеты. Также это будет эффективно против современных самолетов, если мы говорим об авиаударах.

Конечно, нам нужно это усиливать, ведь у РФ большое преимущество в ракетном вооружении и авиации. Мы обращались по этому поводу к другим партнерам, нам выделяют "Стингеры" (ПЗРК Stinger — зенитно-ракетный комплекс класса земля-воздух, предназначенный для уничтожения самолетов и вертолетов на низких и предельно низких высотах — Ред. ), но это немного не тот уровень. Нам нужны системы ПВО (противовоздушная оборона — Ред. ), которые нам не дают. Они смогут сбивать (цели — Ред. ) на высотах 10 и более км. У нас какая-то часть этого есть, но учитывая количество, которое есть у РФ, нам нужно здесь усиливаться.

Также наше болезненное место – это Черное море, которое РФ отчасти также оккупировало. Теперь они мешают судоходству – и нашему, и международному, они считают это своими водами. Согласно международным нормам, когда ты проводишь какие-то военные учения и артиллерийские стрельбы, ты можешь закрывать на промежуток времени определенные территории, и вот они постоянно под предлогом учений их закрывают.

Когда был аннексирован Крым, у Украины осталось 12 морских миль. Это тот промежуток, куда могут из Босфора входить корабли и в порт Одесса, и в Южный. Мы знаем, что большая часть нашего ВВП проходит именно морем. Таким образом, РФ несколькими своими кораблями может оказать нам блокаду и усилить политическое влияние на Украину до выполнения Минских договоренностей, и у нас нечем будет отреагировать. Даже по международным нормам они будут вправе останавливать корабли и проверять их.

Недавно я общался с британскими коллегами, и предлагал им, чтобы на этом отрезке ходили британские корабли, потому что если сейчас они там будут, то это будет в дежурном режиме, а если РФ решится на описанный сценарий в будущем, то будет уже поздно.

Поэтому угроза – это Черное и Азовское море, которое они уже почти сделали своим. Охранять это у нас нет возможности, нет средств. Сейчас мы строим один корвет в Турции, он должен стать в строй в 2023 году, строим катера в Британии, но все это требует времени. А помощь нам нужна уже сейчас.

— А насчет того, насколько украинцы внутри страны готовы ее защищать. Согласно опросу КМИС, 33% будут готовы защищать Украину с оружием в руках. 42% не будут ничего делать или скрываться. Насколько достаточно для обороны страны 33%? Это треть страны и в целом выше, чем в других странах Европы.

У нас сейчас армия 261 тысяча человек. Кроме того, у нас в несколько раз больше мобилизационного резерва, не буду специально говорить точную цифру. Мы рассчитываем поставить до 1 млн человек в армию (в случае необходимости – Ред. ). Даже при существующих проблемах, мы будем в состоянии и провести мобилизацию, и вооружить наших военных, и обеспечить терроборону, и Движение сопротивления. Мы понимаем, что Россия имеет большую армию, больше танков, многое осталось после Советского союза.

Поэтому наша задача иметь возможность нанести больше ударов, чтобы они поняли, что даже выгоды, которые они могут получить в случае гипотетической победы, были бы несоразмерны тем потерям, которые понесут, зайдя на нашу территорию. В Кремле это понимают. Когда они видят, что 33% украинцев готовы защищать и начинают это накладывать на свои карты, то видят, какие у них будут потери. А речь идет о тысячах убитых россиян, которые уедут обратно в гробу. Это для них тоже немаловажный фактор. Наши граждане должны понимать, что их готовность в мирное время защищать Украину может повлиять на то, будет ли война вообще.

— Как вы оцениваете возможный отказ от срочной службы и переход на полностью контрактную армию, о чем говорил президент?

От срочной службы, которая есть сейчас – надо отказываться. Но в настоящее время, пока у нас есть военная агрессия, срочная служба нужна. Просто нужно прописать, что должен уметь солдат, защищающий страну. Стрелять, прыгать с парашютом, читать карту, водить технику. И если мы видим, что для такой подготовки хватает четыре месяца, то да будет срочная служба именно такой срок.

Но мы должны понимать сейчас, что мы воюющая страна и нам нужно создавать мобилизационный резерв, потому что 261 тысяча, которая сейчас в строю – рассчитаны на 30 дней операций, а всему, что дальше, нужны ребята, которые будут служить в армии. Срочников, которые есть, а их около 40 тысяч, мы сейчас не отправляем на фронт, потому что справляемся с силами контрактной армии. Но если гипотетически будет вторжение, они будут участвовать в боевых действиях.

А на контракте должны быть профессии, которые требуют большей квалификации.