Вышли в свет "Волки и медведи" писателя Фигля-Мигля

Появилась на свет книга - "Волки и медведи" автора Фигля-Мигля.

Вышла в свет книга — победитель премии «Национальный бестселлер» — роман автора Фигля-Мигля «Волки и медведи» о нелегком путешествии из окрестностей Финляндского вокзала в Автово в условиях постапокалиптической Северной столицы.

Отдаленное, не слишком светлое будущее. Санкт-Петербург разделен на Город, цивилизованный и успешный, и малопривлекательные провинции – Охту, островок империи, Финбан, бедный район, заселенный бандитами и нечестными милиционерами, Автово, богатую беспечную глушь. Между владениями встречаются вырождающиеся деревни, «обглодки жизни». Канцлер Охты готовит разведывательную экспедицию, состоящую из гвардейцев и контрабандистов, цель которой — составить карту местности, наладить диалог с провинциями, шире — цивилизовать «джунгли» и оккупировать то, что уже более или менее цивилизовано. Возглавить экспедицию Канцлер предлагает Разноглазому, жителю Финбана, зарабатывающему на жизнь общением с потусторонним миром, в частности – избавлением убийц от привидений убитых. Разноглазый соглашается: ему обещаны большие деньги и освобождение из тюрьмы группки знакомых ему анархистов.

Его путешествие, впрочем, осложняется не только запутанными политическими играми местных — параллельно с компанией по питерским провинциям путешествует и серийный маньяк Сахарок.

Очевидно, об авторе Фигле-Мигле активно заговорили в прессе в связи с вручением ему премии «Нацбест» за 2013 год — причем не столько в связи с вручением награды, сколько из-за развлекающих воображение фокусов со срыванием масок. На церемонии награждения в качестве загадочного Фигля-Мигля жюри и зрители увидели женщину в широких темных очках, решившую не называть своего имени. По версии ряда изданий, Фигль-Мигль – Екатерина Чеботарева, филолог, то ли выпускница, то ли сотрудница СПбГУ. Однако громкое разоблачение имеет хоть какую-либо важность только в контексте освещения премии, представляя собой забавный медийный казус. Так же, как и тот факт, что победу в литературной премии при равном количестве голосов за «Красный свет» Максима Кантора и книгу Фигля-Мигля определил председатель жюри Лев Макаров, гендиректор телеканала «2x2», ставшего одним из новых спонсоров премии. На самом деле куда более волнующим секретом в свое время являлось то, почему издатели загадочного автора из «Лимбус пресс» называли четвертый по счету роман дебютом.

Автор, как выяснится потом, опытный — до «Лимбус пресс» романы Фигля-Мигля печатались в толстых литературных журналах — «Неве» и «Звезде» («Тартар лтд», «В Бога веруем», «Мюсли»). Четвертую книгу «Щастье», названную дебютом, в 2010 году издали в авторитетном твердом переплете. За ней последовал роман «Ты так любишь эти фильмы», прошедший и в лонг-лист премии «Нос», и в шорт-лист того же «Нацбеста». «Волки и медведи» — часть дилогии, начатой «Щастьем». Здесь одна и та же мифология, те же персонажи, даже события одинаковые.

Путешествие за реку, как и в «Щастье», предваряется зловещим диалогом: «А что там на востоке? – Волки и медведи».

Центральная тема двух романов – провинция, загадочная дикость непроходимого пространства, в котором то и дело чудятся опасные животные.

Странствие по лесам и полям, имеющее очевидное общественно-политическое значение, в скором времени превращается в предсказуемое выяснение ответа на вопрос «Кому в Петербурге жить хорошо?». Пространство Петербурга, учитывая его уникальное литературоцентричное прошлое, все же разворачивается до уровня страны.

Навстречу экспедиции попадаются чиновники, менты, народные дружины, монахи, бизнесмены, крестьяне, китайцы.

Политическая карта страны у Фигля-Мигля, разумеется, изображена сатирически. Достается и славянофилам, и западникам, а больше всего, по традиции, «доморощенным либералам». Понятие народа в условиях феодальной раздробленности и всеобщей вражды определяется с трудом: «С этого дня что-то в нем отказалось определять одним емким словом «народ» россыпь разнородных явлений: и Муху, и анархистов, и баб северных деревень, и парней из Союза Колбасного Завода, и теперь вот этих гнильно-убогих существ, которых он не имел силы признать людьми. Хуже того, он понимал, что внутренний голос ведет себя трусливо и нелогично, потому что разнородные явления – от Кропоткина до облезлого – отлично объединялись на общей почве, которую фарисей желал игнорировать».

Общим знаменателем пространства здесь также может служить тюрьма. Все в романе похоже на зону, просто у одних добротные «нары», у других – «параша». Даже настоящие имена в «Волках и медведях» практически отсутствуют, их заменяют клички и прозвища.

Впрочем, никакого надзирателя, создателя «кровавого режима» в книге не обнаруживается — зона тут скорее данность, элемент национального колорита.

• Сергей Зверев снова запел на украинском языке (Видео)

Не случайно для экспедиции автор выбрал самое дремучее время — зимнее. В снегу вязнет все – герои, события, время, сам текст. Фигль-Мигль пытается прокатить читателя с ветерком, благо сюжет книги лихо закручен, однако вынужден шаг за шагом все сильнее застревать в метафизическом снегу, кружить кругами, периодически впадая в лихорадочное состояние. Интонация рассказчика, холодная и язвительная, рациональная и расчетливая (неслучайно его роль отведена Разноглазому, все время напоминающему остальным, что он бесплатно не работает), на деле обнаруживает плохо замаскированное безумие. Мастерские остроумные эпизоды (например, драка с «новыми реалистами», ОПГ — организованной писательской группировкой), к сожалению, не складываются в общую адекватную литературную картину, способную претендовать на шедевр или хотя бы на новую энциклопедию новой русской жизни. В первую очередь — благодаря не столько заявленному безумию, сколько отъявленному высокомерию.

Самодостаточность романа настолько самозабвенна, что игнорирует любые, даже самые скромные читательские нужды.

Сложно сконструированный текст, наполненный поэтическими и философскими заключениями, прошедший через несколько фильтров авторских иронии и сарказма, к тому же претендующий на очарование пелевинской анонимности, на выходе не превращается в важную, обязательную к ознакомлению литературную дилогию, а остается текстом — зато каким.