Вещие сны: случайность или правда?

Считать вымыслом или же подтверждением колоссальных возможностей, таящихся в нашем мозге? В конце августа 1883 года репортер газеты The Boston Globe Эд Сэмсон крепко выпил после сдачи номера и, не в силах дойти домой, уснул на диване в редакции. Среди ночи он проснулся в панике: Сэмсону привиделось, как тропический остров Пралапе гибнет из-за чудовищного взрыва вулкана. Люди, исчезающие в потоках лавы, столб пепла, гигантские волны – все было настолько реально, что Эд Сэмсон не мог отделаться от видения. Он решил записать свой сон, а потом, все еще хмельной, вывел на полях "важно" – чтобы поразмыслить на досуге, что бы все это значило. И отправился домой, позабыв записи на столе.

Утром редактор решил, что Сэмсон получил сообщение какого-то телеграфного агентства, и отправил информацию в номер. "Репортаж" перепечатало множество газет, прежде чем выяснилось, что острова Пралапе на карте нет и ни одно агентство не передавало сообщений о катаклизме. Дело для Сэмсона и The Boston Globe могло обернуться скверно, но ровно в этот момент пришла информация о страшном извержении вулкана Кракатау. В мельчайших деталях совпавшая с тем, что видел во сне Сэмсон. Мало того: выяснилось, что Пралапе – древнее туземное название Кракатау...

Проверить, насколько правдива эта история, приключившаяся почти 130 лет назад, сегодня, разумеется, невозможно. Но свидетельств так называемых вещих снов слишком много, чтобы огульно объявить все их лишь выдумками. О таких снах свидетельствовали Авраам Линкольн и Альберт Эйнштейн, Редьярд Киплинг и Марк Твен – и еще десятки тысяч людей на протяжении истории человечества, вне зависимости от эпохи, цивилизации и культуры. Эти сновидения содержат информацию, не являющуюся символической: образы гораздо более яркие, чем в "обычных2 снах, а смысл ничем не прикрыт. Таким образом, чтобы понять эти сны, нет необходимости их анализировать.

С момента зарождения в конце XIX века парапсихологии, пытающейся с точки зрения науки исследовать сверхъестественные способности человека, ее адепты пытались понять, не являются ли вещие сны отражением процесса "подсознательной логики". Возможно, мы конструируем будущие события на основе не зафиксированных сознанием знаков? Ведь без всякого нашего сознательного участия мозг способен регистрировать невероятное количество мельчайших деталей, теряющихся в общем массиве информации: едва слышимые звуки, краем глаза пойманные образы, микровибрации, запахи, обрывки случайных мыслей и слов. Во время сна мозг сортирует и классифицирует эти данные, устанавливает между ними связи и, быть может, выводит из их совокупности неизбежность событий, логика которых недоступна нам в состоянии бодрствования. Пожалуй, это могло бы быть прекрасным объяснением некоторых снов. Но далеко не всех. Какие вибрации и звуки могли подсказать тому же Сэмсону в бостонском баре, что в этот самый момент на другом конце света начал извергаться вулкан, да еще и сообщить имя острова, в последний раз появлявшееся на картах в середине XVII века?

Лабораторные сны

Психофизиологу Вадиму Ротенбергу однажды приснилось, что он упал, поскользнувшись около дома, и очки его разбились о лед. Ничего особенного в этом сне, конечно, не было, но на следующее утро Ротенберг поскользнулся у дома – на том самом месте, которое видел во сне. Очки, естественно, упали и разбились. Но задуматься всерьез над странными снами Вадима Ротенберга подтолкнуло не это событие, а его научная специальность – психофизиологией памяти и межполушарных отношений мозга он занимается давно и профессионально. И с темой вещих снов сталкивался не раз.

"Когда я начал интересоваться пророческими снами, гипнозом и другими загадочными феноменами, коллеги предрекали мне полную обструкцию академического мира, – говорит он. – Но это меня не испугало. Я уверен, что тема и сегодня заслуживает серьезного научного изучения". К сожалению, на этом пути немало трудностей. Субъективные состоят в том, что научное сообщество и впрямь относится к парапсихологии очень скептически. "В академической науке господствует представление о случайных совпадениях образов сновидений с будущими событиями, – поясняет Вадим Ротенберг. – Такие совпадения статистически очень маловероятны, но именно они и запоминаются в силу их высокой личностной значимости". Иными словами, нам может хоть каждую ночь сниться, что близкий нам человек, например, гладит кошку: скорее всего, мы просто не запомним такой сон. Но вот если во сне тот же человек сунет голову в пасть тигру, то сон уже не забудется. А уж если нечто подобное произойдет вскоре в реальности, то мы и вовсе уверуем в вещие сны. Хотя речь будет идти всего лишь о совпадении.

Есть и объективные препятствия. Как вообще можно фиксировать сны и получаемую в них информацию? Тем не менее подобные попытки предпринимаются. Психологи Монтэгю Ульман и Стэнли Криппнер, (Montague Ullman, Stanley Krippner), например, во время сна у участников эксперимента регистрировали физиологические показатели: электрическую активность нейронов головного мозга, движения глаз, мышечный тонус, пульс. На основании этих данных определяли начало быстрого сна (фазы сна, сопровождающейся сновидениями). В этот момент 1 из исследователей, находясь в отдельной комнате, сосредотачивался на "передаче" спящему определенных мыслей и образов. После этого испытуемого будили и просили рассказать сновидение. В снах регулярно присутствовала та информация, которая передавалась спящему. Впоследствии результаты этого исследования не раз подтверждались.

Сквозь пространство и время

Вадим Ротенберг выдвигает гипотезу, которая могла бы объяснить результаты этих опытов. Суть ее в том, что за анализ, рациональное объяснение и критическое восприятие реальности отвечает левое полушарие нашего мозга, которое доминирует, пока мы бодрствуем. Но во сне главная роль переходит к правому полушарию, ответственному за образное мышление. Освобожденное от сознательного и критического контроля, правое полушарие может проявлять свои уникальные способности, 1-й из которых является возможность улавливать те или иные сигналы на расстоянии.

Прежде всего это касается информации о наших близких, поскольку она особенно важна для нас. "У меня был приятель, который буквально запугал свою маму: несколько раз при пробуждении он говорил, что надо связаться с тем или иным их родственником или другом (порой проживавшим в другом городе), ибо с ним не все в порядке. И каждый раз оказывалось, что действительно случилось нечто трагическое", – рассказывает Вадим Ротенберг. И все же такие сны, хотя они и впечатляют нас сверх всякой меры, трудно назвать пророческими: ведь в них содержится информация о событиях, происходящих с людьми, отделенными от нас в пространстве, а не во времени. Можно ли хоть как-то объяснить сны, ясно сообщающие нам о том, чему еще только предстоит произойти? Пожалуй, да. Но для этого придется подвергнуть ревизии ни много ни мало наши фундаментальные представления о Вселенной.

Пророчества без чудес

Основоположник аналитической психологии Карл Густав Юнг верил в возможность предвосхищения во сне событий, которые еще не произошли. Ему и самому снились сны, которые можно назвать "вещими". Но в своей психотерапевтической практике Юнг стремился отыскать прежде всего реалистические объяснения снам пациентов.

"Помню 1 случай с мужчиной, безнадежно запутавшимся в каких-то темных делах. Как своего рода отдушина, у него выработалась страсть к альпинистским восхождениям. Он пытался тем самым "подняться выше самого себя". Однажды ему приснилось, что с вершины горы он делает шаг в пустоту. Услышав его рассказ, я сразу же увидел грозившую ему опасность и постарался довести это предупреждение до пациента... Он не послушался. Через полгода он "шагнул в пустоту". Гид-проводник видел, как они с другом спускались по веревке. Друг нашел выступ для ноги на краю скалы, мой пациент спускался следом за ним. Неожиданно он отпустил веревку, рассказывал проводник, и как будто прыгнул... Другой случай связан с женщиной, самодовольство которой не знало границ... Однако сны ее напоминали о неблаговидных ситуациях в прошлом. Когда они были мной обнаружены, пациентка с негодованием отказалась признать что-либо подобное. Тогда ее сны стали наполнятьcя намеками на опасность, подстерегающую ее во время прогулок по лесу. (Обычно она гуляла там одна, предаваясь воспоминаниям.) Я понял, что ей угрожает, и неоднократно предупреждал, но безрезультатно. Вскоре во время 1-й из таких прогулок на эту женщину напал сексуальный маньяк. Если бы не помощь услышавших ее крик прохожих, она бы не осталась в живых. Никакого волшебства здесь нет. Сны женщины подсказали мне, что она втайне жаждала испытать нечто подобное – так же как и альпинист, подсознательно искавший окончательного решения своих сложных проблем...

Таким образом, сны могут иногда предвосхищать определенные ситуации задолго до того, как они произойдут. Это не обязательно чудо или некая форма предзнания. Многие кризисы в нашей жизни имели долгую неосознанную предысторию. Мы приближаемся к ним шаг за шагом, не ведая о накапливающихся опасностях. Однако то, что мы упускаем из виду, часто воспринимается подсознанием, которое может передать информацию посредством сновидений".

"Как же так может быть?"

Еще в 1960-х годах физик Джон Стюарт Белл (John Stewart Bell) математически доказал то, что затем было подтверждено и экспериментально: 2 частицы могут обмениваться информацией со скоростью, превышающей скорость света, словно обращая таким образом поток времени вспять. Абсолютно изолированные друг от друга пучки фотонов ведут себя так, будто каждая частица "заранее знает" о том, как поведет себя 2-я.

Сам Белл в популярных лекциях иллюстрировал этот невероятный факт простым примером: допустим, в Дублине живет человек, который всегда ходит в красных носках, а в Гонолулу – человек, который всегда ходит в зеленых. Представим, что мы каким-то образом заставили человека в Дублине снять красные носки и надеть зеленые. Тогда человек в Гонолулу должен в тот же миг (не имея возможности узнать о том, что произошло в Дублине!) снять зеленые носки и надеть красные. Как это возможно? Информация между ними передается со сверхсветовой скоростью по каким-то тайным каналам? Или оба получают ее из некоего будущего, действительно зная, как и в какой момент следует поступить? "Теорема Белла поставила физиков перед неприятной дилеммой. Предполагается 1 из 2-х: либо мир не является объективно реальным, либо в нем действуют сверхсветовые связи", – отмечает основатель трансперсональной психологии Станислав Гроф (Stanislav Grof) .

Но если так, то крайне сомнительными становятся и привычные нам представления о линейном времени, спокойно текущем из вчера в завтра. Конечно, признать, что мир устроен не так, как мы привыкли думать, – трудно. Но вот что писал по поводу наших проблем с пониманием Вселенной и ее законов выдающийся физик ХХ века, нобелевский лауреат Ричард Фейнман (Richard Phillips Feynman): "Трудность здесь чисто психологическая – нас постоянно мучает вопрос: "Как же так может быть?2, в котором отражается неконтролируемое, но совершенно необоснованное стремление представить себе все посредством чего-то очень знакомого. ... Если сможете, не мучайте себя вопросом 2Но как же так может быть?2, ибо в противном случае вы зайдете в тупик, из которого еще никто не выбирался. Никто не знает, как же так может быть".

Но если устройство мира плохо поддается – во всяком случае, пока – нашей обычной, "левополушарной2 логике, то, может быть, на помощь может прийти правое полушарие? Именно это и предполагает Вадим Ротенберг. "Сложная сеть реальных взаимосвязей, определяющая будущее, не вмещается в жесткие координаты логического мышления, выскальзывает из них и создает впечатление недетерминированности. Но правополушарное образное мышление просто не пользуется этой сеткой координат, и для него реальные переплетения связей не выглядят ни излишне сложными, ни внутренне противоречивыми. И потому правое полушарие способно охватить эти связи во всем их объеме в такой умопомрачительной полноте, что в результате возможно прогнозирование будущего". И в этом случае вещие сны не только не выглядят чем-то удивительным, а, наоборот, становятся почти неизбежными – ведь именно во сне наше правое полушарие получает максимальную свободу.