Чем больше Москва борется за "русский мир", тем хуже ему живется - Павел Казарин

Украинский журналист, публицист и филолог-литературовед Павел Казарин о проигрыше Москвы в борьбе за "русский мир"

Осенью 2019-го Владимир Путин заявил о попытках "бесцеремонно сократить пространство русского языка в мире". Обвинил во всем "пещерных русофобов" и госполитику отдельных стран. И это тот случай, когда с российским президентом придется согласиться. Политика Кремля действительно – не в пользу русского языка.

В отличие от того же английского, у русского языка Москва отняла главное: политическую нейтральность. Изучение английского не посягает на идентичность – литовец, который научился говорить по-английски, остается литовцем, а казах – казахом. А русский язык Кремль продает как пакетный товар. Пытаясь прицепить к этому культурному локомотиву лояльность к империи и согласие с русской версией истории.

Москва приложила все усилия, чтобы превратить зарубежные "русские школы" в фабрики "русских людей". Тех, кто должен быть в оппозиции к собственной стране. К ее истории и языку. Только для того, чтобы впоследствии использовать их как рычаг давления. Как инструмент воздействия и повод для вмешательства. Чем хуже им живется – тем больше у Москвы становится прав на ругань.

Как следствие, соседние страны вынуждены защищаться не столько от самого языка, сколько от всего, что прилагается к нему в рамках "пакетного предложения". Тем более что для бывших советских республик этот товар поставляется как случай для вторжения. Любой носитель языка объявляется русской собственностью, которую Москва должна защищать. Точно это мы и наблюдали весной 2014-го года в Крыму.

В то же время в общем хоре с официальным Кремлем поют и все, кто пытается подняться "над схваткой". Все, кто, то и дело пытаются усидеть на двух стульях. Вместо того чтобы говорить неудобную правду, предпочитают удобную полуправду. К примеру, рассуждают о необходимости провести в Крыму "честный референдум".

Любые подобные заявления – это история о "родоплеменном". Фактически, нам говорят: если на какой-то территории живут люди, которых Москва считает "своими", – это повод для вторжения. Повод для аннексии и оккупации. И пока сами российские оппозиционеры убеждены, что "защищают своих" – в действительности все происходит наоборот.

По сути, в этот момент Москва посылает своим соседям сигнал. Пока у вас живут люди, готовые называть себя "русскими", – ваша территориальная целостность под вопросом. Пока у вас живут те, кого мы считаем "своими", – будьте готовы. И это все звучит как прямой призыв к соседям России беспокоиться об ассимиляции и дерусификации.

"Соотечественники", "русскоязычные школы", "компромиссные учебники истории". С подачи Кремля все это теперь превращается в бомбу, заложенную под суверенитет соседей. Пример Крыма выглядит недвусмысленно. Хотите уберечься от вторжения? Старайтесь внутренней монолитности. Речевой однородности. Положительная дискриминация. Единого и суверенного взгляда на историю своей страны.

Иначе есть риск проснуться и увидеть российские триколоры в одном из своих регионов. Кремль же и "оппозиция" начнут на два голоса уверять: если российские поезда на оккупированных территориях не пускают под откос, то новый статус-кво следует закрепить.

Боги алфавитных истин так и не смогли отыскать себе паству в России. Кремль уже который год пытается загнать под ружье всех классиков без исключения. Это благодаря его усилиям нравственные авторитеты прошлого стали исполнять роль коммивояжеров по продаже имперских знамен.

Российская пропаганда атаковала в лоб. Брала, например, пушкинское стихотворение "Клеветникам России", проводила аналогию между польским восстанием и украинским Майданом и затем отправляла классика "воевать за ДНР". Без тени сомнений объявляла людей с 19 века моральными камертонами событий века двадцать первого.

От всего этого становилось как-то жутко. Потому что любой человек принадлежит только к тому времени, в котором он сформировался. Иначе нам придется вспоминать о том, что Пушкин был рабовладельцем, Достоевский – ксенофобом, а Фет – антисемитом. Мы этого не делаем только потому, что прошлое должно принадлежать прошлому. А к современности следует подтягивать эстетику прошлых веков, но отнюдь не этику.

Хотите понять, на чьей стороне был бы сегодня Пушкин? Тогда пусть он родится в 1970 году. Окончит школу по Горбачеву, пойдет в армию одной страны, а демобилизуется – уже в другой. Посмотрите "Лебединое озеро" 91-го, сделает свой выбор 93-го. Пусть при нем будут "Курск" и Беслан, отмена выборов и исчезновение свободы. Сначала пропустите классика через мясорубку повседневной жизни, и только потом узнаете, на чьих знаменах он окажется.

Вместо этого Москва назначила культуру локомотивом для политической повестки дня. Хотите уважать Чехова и Толстого – будьте добры радоваться Крыму и Донбассу. Хотите увлекаться Гагариным и Достоевским – привыкайте молиться на кирпичные стены Кремля. Россия последовательно набивала свое наследие "духовными скрепами" и провозглашала пятой колонной всех, кто с этим не соглашался. Следует ли удивляться, что соседние страны пытаются этот комплексный обед не покупать?

Вполне вероятно, что Кремль в итоге получит обратное. И мы будем еще наблюдать, как ареал русского языка будет сокращаться. Как жители соседних стран будут читать русских классиков в переводах на уроках иностранной литературы. Как каждая страна ощетинится своей собственной суверенной версией Второй мировой. В которой просто не останется места для российских "духовных скреп".

Москва хотела бороться за "русский мир"? Ее следует поздравить. Она проиграла.