"Чтобы его имя было у всех на устах": жена борется за освобождение украинского пограничника из плена

Полтора года понадобилось, чтобы оккупанты официально подтвердили взятие Сергея Ростовского в плен.

В террористической "Донецкой народной республике" продолжается судилище над украинским пограничником Сергеем Ростовским, который полтора года находится в плену. Военного безосновательно обвинили в убийстве семейной пары медиков из Мариуполя, погибших еще в начале полномасштабной войны.

Эту историю пропагандисты максимально раскрутили в российских медиа, создав общественный резонанс. В свою очередь жена Сергея — Юлия пытается доказать, что дело сфабриковано и ее муж должен быть освобожден, как и все остальные его побратимы. "Телеграф" разбирался в перипетиях громкого процесса.

"Крайний" раз увидеть мужа

Украинские защитники, плененные врагом в разный период и при разных обстоятельствах, массово становятся фигурантами уголовных дел на территории россии и самопровозглашенных "республик". Среди самых известных — процесс над бойцами "Азова", в котором на скамье подсудимых одномоментно оказались 22 военных. И если в этом случае речь идет о якобы участии в акциях по свержению "власти" в т.н. "ДНР", сейчас появилась другая категория дел, касающихся смертей гражданских жителей Мариуполя. В одной из таких фигурантом является 30-летний Сергей Ростовский — уроженец Мариуполя, служивший в Государственной пограничной службе Украины.

— С Сергеем мы жили на одной улице в Мариуполе, наши родители дружили, отмечали праздники, а мы, как дети, играли вместе. В школьные годы помогала соседу с домашними заданиями по математике, потому что была на два года старше, — рассказала "Телеграфу" жена пограничника Юлия Ростовская. – Но никогда не представляла его не то, что мужкем, даже своим парнем. Потом Сергей уехал из города. Как-то пересеклись с ним во время его отпуска, поздоровались, я ему в шутку говорю: "Когда ты уже женишься?", а он: "Да что я тебе плохого сделал?!" Посмеялись и разошлись.

В очередной раз случайно встретились в кафе 24 декабря 2019 года. Сергей меня заметил и подошел поздравить… со свадьбой. Я не могла понять, о чем речь, а он увидел в соцсети мое фото с ребенком от первого брака и нашим городским головой на открытии парка "Радуга". Почему-то решил, что это мой муж. Объяснила, что к чему, и с тех пор все закрутилось. Мы так влюбились друг в друга, что в марте 2020-го Сергей сделал мне предложение, в августе мы поженились, а в сентябре я забеременела, — рассказывает Юлия.

В последующие годы супруги с детьми жили в Мариуполе, Юля занималась бытом, Сергей продолжал нести службу в 1-м пограничном отряде. 21 февраля 2022 годаличный состав подразделения вызвали в часть и с тех пор бойцы находились на дежурстве.

— А 24 февраля мы проснулись от взрывов, — вспоминает Юлия Ростовская. — Мы в Мариуполе жили на левом берегу, как раз оттуда через Сартану и микрорайон "Восточный" и заходили орки. На всякий случай переехали в центр города к бабушки мужа, надеялись там переждать, потому что думали, что как в 2014-м постреляют и все.

А 4 марта под дом прилетела ракета, вылетели окна, потрощило двери, посекло стены. Мы решили, что стоит переходить к бомбоубежищу, ближнее находилось на кондитерской фабрике напротив рынка. Где-то 11-12 марта Сергей смог вырваться к нам, приехал вместе с побратимами, тогда мы с ним и виделись "крайний" раз. Я его тогда так обнимала, целовала и только просила, чтобы он вернулся живым, — рассказывает молодая женщина.

К моменту выезда из Мариуполя Юля больше не имела никакого вестей от мужа, потому что в городе уже не было электричества — зарядить телефоны не было возможности и "легла" связь. Отправиться в дорогу вместе с детьми женщина решилась 25 марта, они преодолели сотни километров через Никольское, Мангуш, Бердянск, которые контролировали россияне, а оттуда на подконтрольную Украине территорию в Запорожье.

– Уже там 30 марта мне пришло СМС с незнакомого номера: "Не волнуйся, ноги мужа в порядке", — вспоминает Юля. — Я спросила, что произошло? Мне ответили, что Сергей был ранен, но с ним все хорошо. Больше никаких новостей до 11 апреля не было. Тогда ночью пришло сообщение уже от мужа: "Дорогая, я тебя люблю". И все. Я его набираю, в ответ – тишина. Еще неделю я ничего не знала, что с ним и где он, а в ночь на 20 апреля, когда мы с детьми уже добрались до Германии, узнала, что муж вместе с побратимами оказался в российском плену.

Ребята-пограничники вместе с другими подразделениями были на тот момент на заводе Ильича, говорит Юлия.

— Я тогда просмотрела все видео, которые выкладывали с выхода бойцов, но нигде мужа не увидела. Уже позже получила от Сергея записку со словами: "Любимая, со мной все хорошо, жив-здоров". Ее передал гражданский человек, который был освобожден. В разговоре с ним узнала, что пересекались они с Сергеем в Макеевке в госпитале, где пленников долечивали. Поняла, что с ногами не все было хорошо, как мне сообщили сначала. Но потом их пути разошлись, и где мой муж, и что с ним долгое время информации не было.

В наручниках на месте "преступления"

До весны 2023 года Сергей Ростовский оставался одним из многих пленных. Хотя до Юлии и доходили слухи от возвращавшихся в Украину бойцов о том, что россияне якобы "шьют" ему какое-то дело. Но никакой конкретики не было. А в марте медиа рф начали распространять новость о том, что украинского пограничника подозревают в убийстве жителей Мариуполя. Потом появилось и его признание на камеру.

— Мужа даже в наручниках привезли на место, где погибли люди — супруги Шуваловы. Это произошло рядом с бассейном "Нептун". На камеру Сергей признается, что был с побратимами в этом районе. В ожидании дальнейших указаний они проверяли документы, остановили пару на мопеде. Но началась стрельба, люди испугались и начали движение, и будто бы Сергей выстрелил им в спины.

Обратите внимание, что это произошло 26 марта. В этот момент мой муж уже был в госпитале на заводе Ильича, у него были осколочные ранения конечностей. Так что он физически не мог добраться в центр, это далеко от промышленной зоны. Да и он в принципе не мог открыть огонь по гражданским, потому что за всю свою жизнь и мухи не обидел. В комментариях, кстати, люди писали, что они были свидетелями этой трагедии и отмечали: людей убил снайпер. А мой муж им не был, – отмечает Юлия.

Россияне в эти дни уже были в центре города. На пятом этаже жилого дома по соседству с нашим бомбоубежищем стояли их "пушки", из которых они шмаляли, куда попало. На улицах происходило черт знает что, обстрелы почти не прекращались. При этом орки могли зайти к нам в подвал и сказать: "Там работали украинские снайперы, но мы их убрали, можете выходить во двор с детьми погулять". А только мы потыкались на свежий воздух, когда все утихало, они начинали стрелять, и мы должны были бежать назад, – объясняет женщина.

Однако россияне настаивают, что имеют показания других военных и гражданских мариупольцев о причастности пограничника к преступлению. Но уже известно, что все такие признания – результат пыток и психологического давления. Да и сам обвиняемый за время плена похудел и выглядит истощенным, так что можно только предположить, что он пережил перед съемкой видео.

— В этой истории есть еще один момент, который является отягчающим обстоятельством, — акцентирует внимание Юлия. — У погибших мариупольцев дома остался больной ДЦП сын и он без присмотра умер. Конечно, это российские медиа активно используют, чтобы еще больше сгустить краски и выставить моего мужа в отрицательном свете. Вообще я не могу понять, почему обвинили в убийстве именно его. Я столько раз задавала себе этот вопрос. Возможно, потому, что Сергей имел мариупольскую прописку и вот они пытались его как местного перетащить на свою сторону. Он отказался, и его решили сделать таким показательным примером — судить за тяжкое преступление, и все это тиражируют в СМИ с самого начала.

Зачастую о приговорах родные вообще узнают постфактум. Как было, например, с Виталием Лисюрой. Он тоже пограничник, но из 23-го отряда морской охраны, так вот его в начале сентября приговорили к 27 (!) годам колонии строгого режима. И тоже там по делу фигурирует расстрел автомобиля с выезжающими из Мариуполя людьми, — говорит Юлия.

Судебный "конвейер" для украинских защитников

Что происходит на судебных заседаниях, где рассматривают дело Сергея Ростовского, его семья не знает. Но Юлия предполагает, что ничего общего с законом у этого процесса нет, потому что дело сфабриковано с самого начала. Да и его рассмотрение – это сплошное нарушение, констатируют юристы.

— Судебное рассмотрение дел в россии (не говоря о досудебном расследовании) в отношении лиц, захваченных россиянами в плен на территории Украины, осуществляется с нарушениями всех существующих норм. Даже с нарушением собственного законодательства, — отмечает один из юристов в комментарии "Телеграфу". — В частности, на постоянной основе там не применяют статью 51 Уголовно-процессуального кодекса рф. В ней указана обязательность участия защитника для обвиняемого, но наши ребята их не имеют, что за собой влечет прямой умысел на то, чтобы обвиняемый не мог защититься и доказать свою невиновность.

Несоблюдение статьи 51 влечет и несоблюдение других статей и требований УПК РФ, так о каком "прозрачном" и "справедливом" суде может идти речь? Наши пленники осунулись, похудели, избиты и ранены, и это только то, что видно нам на фото и видео. А что мы не видим? Под физическим давлением наши бойцы соглашаются подписать любую бумагу, а на этих признаниях уже строят дела, — отмечает юрист.

На резкий рост количества таких процессов обращает внимание в своем Telegram-канале и советник городского головы Мариуполя Петр Андрющенко. Он называет ситуацию "конвейером по осуждению наших защитников".

— Почти еженедельно по меньшей мере один украинский военный, взятый в плен в Мариуполе, приговаривается от 14 лет колонии по пожизненных сроков, — отмечает в сообщении чиновник. — Решение принимает т.н. "верховный суд "днр". Фабула всегда одинакова — "за убийство гражданских". По сути, вымышленные истории. Как под копирку. Уже счет перевалил за десятки. Фабрика фальсификации не останавливается. Здесь бы хотелось все же понимать, что происходит и как мы на это должны реагировать, потому что это опять за краем даже базового представления об обращении с военнопленными.

Пока никакого действенного механизма борьбы с этим явлением нет. Как и вообще в вопросах обращения с пленными, в которых россияне продолжают нарушать международные нормы и правила. И фактически, военные России сами совершают военные преступления – разрушают гражданскую инфраструктуру, убивают мирных жителей, занимаются мародерством. Но пытаются сместить акценты, для этого обвиняют в них украинцев и устраивают показательные судебные процессы.

- Мы знаем, что пленными считают 360 бойцов только из нашего пограничного отряда, и еще примерно 50-60 человек считают без вести пропавшими, — говорит Юлия. — И это приблизительная цифра, потому что точную назвать никто не может. Данные российская сторона не предоставляет.

Кстати, только на этой неделе мне сообщили, что через Международный комитет Красного Креста подтвердили, что мой муж находится в плену. То есть на это понадобилось полтора года и произошло уже после того, как огласку приобрел судебный процесс.

Семьи бойцов 1-го пограничного отряда и 23-го отряда морской охраны создали общественное объединение "Граница", и вместе мы делаем все, чтобы сдвинуть дело с освобождением наших ребят с мертвой точки. В случае с Сергеем я хочу, чтобы его историю максимально узнали в Украине и мире, уже давала интервью французским журналистам, общаюсь с украинскими СМИ. Хочу, чтобы его имя было у всех на устах, и надеюсь, что это поможет в его возвращении домой. Мы с детьми его очень ждем, – говорит молодая женщина.