Переход Кабула к "Талибану" — хороший урок для всего мира
Ситуация в Афганистане наглядно показывает границы европейских ценностей и демократии, а также совершенно новые угрозы, к которым оказались не готовы страны Запада.
Такое мнение в колонке для "Телеграфа" высказал психолог, эксперт по невербальной коммуникации Валентин Ким.
"Есть замечательная фраза, характеризующая эффект переноса неактуального опыта в новые реалии – «все генералы готовятся ко вчерашним войнам».
В начале двадцатого века французские генералы (да и немецкие тоже) готовились к парадной войне. Ведь это был их личный опыт франко-прусского военного конфликта. Активные пехотные колонны, оперативно разворачивающиеся на поле боя – вот в чем состояло изобретение, принесшее победу германской нации эпохи Отто фон Бисмарка. Но Первая Мировая показала, что пулемет и колючая проволока способна остановить любую военную колонну, готовую красиво выстроиться и дать дружный залп из сомкнутых строев. Плотный пулеметный огонь просто уничтожил цвет военной элиты, оставив его гнить на перекопанном поле. Саперная лопатка победила офицерскую шпагу.
Те, кто выжил, поняли, что нужно окапываться и строить сплошную непреодолимую линию обороны. Это был опыт, принесенный Первой Мировой. И все страны строили свои непреодолимые линии. Линия Мажино во Франции, линия Маннергейма в Финляндии, линия Сталина в СССР, вал Зигфрида в Германии. Но Вторая Мировая показала, что плотный танковый клин и точечное бомбометание способно прорвать любую оборонительную конструкцию. Это тоже был новый опыт, который перенесли на следующий виток конфликта. Ревущие моторы вышли победителями в противостоянии с инженерными инструментами.
Но Холодная война выбрала иное оружие – крепкую экономику. И орды советских танковых колонн, наштампованные советским военпромом, оказались пустым и трагичным вложением в совершенно бесперспективный проект. Сожрав немыслимый бюджет и уничтожив экономическую платформу советского государства (я конечно несколько упрощаю) все эти десятки тысяч дорогущих механизмов оказались не востребованными железяками, проигравшими противостояние экономическим выкладкам седобородой профессуре всяких там гарвардов с оксфордами. Бизнес-модель и свободная торговля перебороли монстров индустриальной эпохи. Марксизм проиграл капитализму с человеческим лицом.
Это тоже был новый опыт. Экономика, открытый рынок, идея толерантности и свободы смогли победить советского монстра, вооруженного всеми видами вооружения – от идеального автомата Калашникова (к которому Калашников на самом деле не имел ни малейшего отношения), до идеальной ядерной боеголовки, установленной в идеальную баллистическую ракету межконтинентального радиуса действия. Иными словами, микроволновка победила боеголовку.
Успокоенные победой одной идеи над другой западные страны были разбужены новым видом вооружения – людьми-бомбами. Одиннадцатое сентября стало переломным моментом в осознании того факта, что человек способен стать оружием в буквальном смысле этого слова. Идеальным оружием нового века стал террорист-смертник. Ценность фанатичного убеждения оказалась сильнее ценности человеческой жизни.
И вот уже американские, а не советские военные маршируют по горным перевалам Гиндукуша, гоняясь за ими же созданной Аль-Каидой. Славные морпехи догнали Бен Ладена и развеяли его прах над морскими просторами, в Кабуле засел псевдодемократический режим, афганская армия получила немыслимое для нас, украинцев, финансирование.
Но опыт решения данного конфликта, принесенный американской военной моделью, оказался таким же неактуальным, как это обычно и происходит. Все генералы готовятся к прошедшим войнам.
И сегодня мир снова стоит на пороге коллективной рефлексии. Мировая реакция по степени своей включенности самых разных субъектов политического процесса, безусловно, сильная. Обсуждение проблемы проходит на самых разных площадках – ООН, Вашингтон, Исламабад, Фейсбук.
Так ли важна проблема далекой страны для повседневной жизни её граждан каждое общество решает самостоятельно. Но равнодушными афганский кризис не оставил никого.
Первое, что заставляет напрягаться европейское сообщество – это свежий негативный опыт. И этот опыт связан не столько с самой войной, сколько с её последствиями. Недавний сирийский конфликт привел в Европу огромные толпы беженцев. Оказался не эффективным сам процесс распределения беженцев по странам, неравномерность миграционных потоков, низкая степень интеграции и высокая степень сегрегации новых сообществ, отличающихся от среднестатистических европейских норм и в финансовом, и в ментальном, и в религиозном плане. На усиление этого демографического эксцесса работает и тот факт, что принципы терпимости и финансовой преференции оказываются крайне привлекательны для людей, которые зачастую не исповедуют систему европейских ценностей. Иными словами результат европейской свободы и толерантности является ресурсом для сообществ, отношение которых к идее толерантности мягко скажем носит не очень определенный характер.
Второй страх, с которым предстоит так или иначе работать – это пережитый страх перед исламским терроризмом. Только за последнее десятилетие произошло 48 терактов в самых разных европейских странах. Вестминстерский мост, редакция журнала Charlie Hebdo, набережная Ниццы, рождественская ярмарка в Берлине, аэропорты и метрополитен, площади и музеи. Жертвами терактов становятся страны, которые как раз и демонстрируют практические примеры толерантности и принимают беженцев из стран, охваченных гражданскими и религиозными конфликтами.
В ответ на теракты исламских фундаменталистов возникает и формируется обратный эффект. Возникают настроения и осуществляются теракты, жертвами которых становятся уже представители мусульманских сообществ. Расстрел в Ханау (Германия) и бойня в Крайстчерче (Новая Зеландия) выводят межэтнический и межрелигиозный конфликт на новый уровень. Идея ответных агрессивных действий, жертвами которых также как и в случае с исламским терроризмом становятся невинные люди, приобретает своих сторонников.
На национальном уровне действия правительств государственных институтов отличаются кардинально. Если во Франции, ставшей жертвой многочисленных терактов, вводится запрет на ношение хиджаба, то в Новой Зеландии, искупающей стыд за расстрел мусульман в Крайстчерче, наоборот разрешается ношение хиджаба в школах и государственных учреждениях.
Третье – опыт создания террористических государств. Статуи Будды в Бамианской долине, уничтоженные талибами, храмы Пальмиры, взорванные игиловцами, женщины, посмевшие заявить о своих правах или просто нарушившие нормы средневекового шариата, расстрелянные боевиками в многочисленных городах и селениях Сирии и Афганистана. Воинствующий религиозный фундаментализм, вооруженный современным оружием и средневековой идеологией, пугает европейцев собственными воспоминаниями о инквизиции и укорененным страхом перед восточными варварами.
Эти страхи заставляют нас воспринимать новую угрозу по старым лекалам и не видеть разницу. Генералы всегда готовятся к прошедшим войнам.
А ситуация при этом уже движется по новым рельсам.
Десятилетие исламского терроризма в европейских городах заставили усомниться европейцев в необходимости распространять свои ценности на людей и сообщества, не желающие эти ценности воспринимать. Вслед за многочисленными беженцами из стран Ближнего Востока вопрос национальной идентичности становится актуальной темой уже и для самих европейцев.
Реакция мирового сообщества является традиционно взволнованной и обеспокоенной, но уже ни одна страна не готова вводить свои войска и вливать свои миллиарды в оказание помощи очередному варварскому режиму. Поэтому за словами обеспокоенности не стоит никакого военного потенциала. А значит новые талибы могут чувствовать себя спокойнее и заняться вопросами легализации своего положения на международном уровне.
Терроризм стал важным фактором, формирующим международную повестку и общественное мнение. А значит политик, способный договориться с террористами, вернее с официальными властями Афганистана (скорее всего так их будут именовать в ближайшее время), будет пользоваться внутренней популярностью гораздо больше, чем типичный «ястреб» готовый кинуться в бой ради всемирного торжества равенства и братства. Время черчиллей прошло. Наступает время чемберленов.
Афганский кейс демонстрирует сразу несколько важнейших выводов.
1. Границы демократии.
У всего есть своя граница. Даже у демократической идеи. И за эти границами она становится не эффективной и даже вредной для самих демократических институтов. Вы можете организовать выборы в отсталом государстве, но на них все равно победят племенные вожди или религиозные ставленники. Демократическая форма заполняется средневековым содержанием, распространяется и усиливается коррупция, подкрепленная валютными вливаниями, нивелируется система грантового развития. В итоге вы получаете псевдогосударственное образование, которое ненавидят собственные граждане и которое они связывают именно с вашими дотациями. Демократическая система ценностей не приживается на неподготовленной почве. Рецепт европейского развития оказался не применимым в условиях азиатских реалий.
2. Город проиграл деревне.
Не смотря на наличие большого количества городов в Афганистане всеми социальными процессами по-прежнему управляет сельская местность. Провинция диктует свои условия столице. Решения принимает не чиновник, а племенной вождь, который стоит за спиной этого чиновника. Город не является центром принятия решений и центром формирования власти. Город – это приз, который может получить победитель, но это не ресурс, который нужен для политического управления. Кто бы не победил на выборах опираться он все равно должен на село, на определенное количество бойцов, которых способна выставить община. В стране тотального натурального хозяйства город не является субъектом экономического процесса.
3. Безопасность важнее ценностей.
Коллективный Запад ударился об коллективный Восток. Пока Лондон и Париж выступают с протестами и глубокой обеспокоенностью Россия, Турция и Китай уже заявили о своей готовности к переговорному процессу. Двадцать лет назад после событий 11 сентября реакция всего мира была более единодушной. Сегодня мир снова делится на два лагеря и безопасность собственного существования является более ценной ценностью, чем какие-то права каких-то групп в какой-то стране.
4. Кризис европейской системы ценностей.
Отсутствует единая стратегия относительно принятия или запрета на различные культурные нормы. Традиционные методы терпимости к иным религиям и традициям не только не гарантируют спокойную жизнь и развитие, но и наоборот создают условия для спокойного развития многочисленных сегрегированных сообществ, не собирающихся интегрироваться в европейскую ценностную парадигму и предпочитающих оставаться в границах традиционалистских настроений. Замкнутые национальные сообщества имеют ряд преимуществ перед размытыми сообществами постиндустриального типа. Вряд ли такая «бизнес-модель» способна пользоваться длительным успехом. Но в короткой перспективе закрытые субкультурные группы демонстрируют и свою жизнестойкость, и свою силу перед миролюбивой европейской моделью, сложившейся в спокойных условиях конца прошлого века.
Очевидно, новым генералом новых войн понадобится новое оружие. И судя по тому как развиваются события новое мировое оружие уже на подходе".
Мнения, высказанные в рубрике блоги, принадлежат автору.
Редакция не несет ответственности за их содержание.