"Вспоминаю это каждый день": любимая легендарного воина "Да Винчи" в деталях рассказала, как погиб Герой

Девушка в слезах рассказала подробности гибели любимого

7 марта перестало биться сердце легендарного воина — 27-летнего Дмитрия Коцюбайла с позывным "Да Винчи". Дмитрий воевал с 18 лет и стал самым молодым добровольцем, получившим звание Героя Украины. Его любимая Алина Михайлова рассказала подробности гибели комбата "ДаВинчи".

В интервью проекту "Front 18" Алина со слезами на глазах пересказала страшные детали попыток спасения Дмитрия, переживаемые в тот день эмоции и обстоятельства, при которых он погиб. Любимая погибшего украинского героя Дмитрия Коцюбайло (позывной "Да Винчи") Алина Михайлова впервые прокомментировала произошедшее. Девушка является начальницей медчасти 1-го батальона "Волки Да Винчи" 67-й бригады. По словам Алины, в тот день он с командой выехал на дежурство в 5 утра. Бойцы должны были выбрать позиции для "Солнцепека", который должен был работать в тот день. Перед тем пара поссорилась из-за того, что Дмитрий ходил на штурм села Богдановка:

" — Мы 6-го вечера заключили перемирие. Что каждый находится там, где он должен был находиться по службе. И поэтому 7-го марта это был обычный день, который начался у нас в 5 утра. Ребята уехали искать позиции под "Солнцепек". Моя группа "эвака" выехала на позиции в Часов Яр, а я была на стабпункте — он был пунктом сбора всех раненых и на него мне докладывали обо всех раненых.

Пожалуй, где-то через минут 30 от того, как пришло сообщение о тяжелом 300-м он [Да Винчи] мне пишет СМСку: Как вы там? Вас все нормально, не обстреливают? А в этот день была такая тишина. Это был самый легкий день, у нас не было раненого, а это там редкость.

Мы так на расслаблении, что работы не будет, потому что если есть работа, то она обычно начинается с утра. И на меня по рации выходит "Капуста". Я так беру права, и он мне говорит, что у нас тяжелый 300-й. Я сразу подумала, что это Да Винчи.

Это было какое-то внутреннее чувство, я села на стул, говорю "плюс", сейчас уезжает "эвак". Я так вот сажусь, мне Марик говорит: Собирайся! Я говорю: Я чувствую, что это Да Винчи. Он говорит: но не изведывай, кто тебе такое сказал.

Говорю, дай мне рацию. У меня была рация вторая командирская. Я вызываю: Да Винчи – Алине. И он молчит. Я его вызываю еще раз: Да Винчи – Алине! Говорю: "С*ка дайте рацию Да Винчи!". Я одеваю каску, уезжаю, с нами еще фельдшер. Он говорит: Что с тобой, соберись, мы едем на очередного тяжелого. Я говорю: Это не очередной тяжелый… Я честно говорю, я уверена, что это "Да Винчи".

Приезжаем на место, выходит ко мне мой экипаж: "Алина, Алина, "Да Винчи" — тяжелый трехсотый. И у меня на этом закончилась вся жизнь. Потому что я знаю, что это такое — тяжелый трехсотый, когда мне это передает мой экипаж. Мой экипаж не скажет о тяжелом, что он тяжелый.

И я говорю анестезиологам, что я не уверена, смогу ли работать. И нам вывозят его на каталке. Ко мне подлетает Капуста, говорит, извини, а у меня начинается истерика, я начинаю бить ногами машину, начинаю бить "Капусту". Потому что "Да Винчи", у него так спущены руки, он полностью без сознания.

Мы его перекладывали, он лежал в другой машине. Я открываю окно и начинаю кричать, потому что я вижу, что там просто – там п*здец. Через 5 минут я понимаю, что я не могу не попытаться спасти его. Я вылезаю в своей амуниции в это окно, чтобы не останавливали машину. Подхожу, вижу его лицо. Он без сознания, я открываю ему глаз, чтобы посмотреть на размер зрачка, а там зрачок был очень большого размера.

Мне анестезиолог говорит: Это не то, что ты думаешь! А я ему говорю: Марик, он погибший? Я ему говорю, готовь там есть препарат "Атоплекс", который используется для раненых с тяжелой кровопотерей и в гражданской медицине в частности. Он очень дорог, и его должны были использовать на "эваке". Я готовлю этот "Атоплекс". Говорю ему – подключи монитор, он подключает монитор, а там ноль показателей.

Я его так смотрю, говорю: Марик, делайте что-нибудь! Он ему не мог подключить кислород, потому что была разорвана трахея. Я набираю "Атоплекс", даю, чтобы они вводили — ему вставили два костных доступа, потому что не было вены.

Я вспоминаю этот день каждый день. Я никому в жизни не пожелаю так прощаться со своим любимым человеком. Я качаю его мешком Амбу — человека, которого я люблю; человека, с которым я живу шесть лет; и человека, являющегося моим командиром. Я качаю его этим мешком Амбу, так наклоняюсь, а у него здесь на ухе у них с мамой была врожденная такая маленькая дырочка. Я так наклоняюсь, я его глажу, я первый раз в жизни читала молитву "Отче наш".

Я качаю этот долбаный мешок, который не качается. Мне дают там ребята делать аспирацию. У него все в крови. У него изо рта кровь, кровь закрывает ему глаза. Я читаю "Отче наш", я прошу единственного – оставить этого человека инвалидом. Я прошу его без памяти, чтобы он не знал, забыл меня, оставить его без памяти, но чтобы он был жив. Но это нихрена не сработало. Ребята делали ему сердечно-легочную реанимацию, делали все, чтобы его спасти. Это был просто абсурд, у нас говорю есть все, чтобы спасти человека. А у нас ранение несовместимо с жизнью.

Мы подъезжаем в Краматорск, потому что не было связи. Я начинаю набирать всех, кого можно. Я на самом деле не знала, зачем я это делаю. Попросила ребят подготовить противошоковую. Я набрала Залужного, у меня истерика. Говорю, извините, что я вам звоню, я просто не знаю, что мне делать сейчас, "Да Винчи" очень тяжело ранен; прошу его сделать что-то.

Будь у меня телефон Господа Бога, я набрала бы и его. Я звонила в Офис президента. Смысл в этом отсутствует, это было в тот момент уже не в руках врачей. Еще в Краматорске минут 40 боролись за его жизнь, делали все, что могли. Просто вопрос был в том, что когда я открыла ему зрачки, я потенциально понимала, но не хотела этого признавать, как и мой экипаж, что шансов не было никаких.

7 марта – этот день в моей жизни, я бы хотела, чтобы этой даты не существовало, это самый плохой день в моей жизни, день с которого начался ад. Потому что я могла бы придумать любые варианты, любые ранения любого человека, но не качать мешком Амбу человека, с которым ты планируешь свою будущую жизнь.

Мы никогда не говорили с ним о смерти, что он может погибнуть. Никто не мог в это поверить. Я сидела на крыльце – не знала, кого я могу еще набрать. Звонила по Залужному, говорила, пришлите мне сюда самолет. Я не знаю зачем. Врачи потом рассказывали, что боялись об этом сказать. И выходит мой Марик, и я на него смотрю, и я вижу по глазам и я говорю ему: Ты не можешь мне этого сказать… И он говорит эту дибильную фразу с*ка из фильмов: "Мы сделали все, что могли". И меньше всего, что я ожидала в жизни, что мне это скажут о "Да Винчи".

Для него ценность жизни его личного состава она была самой высокой в мире. Он загонял всех людей в подвал и заходил самым последним. И в этот момент прилетел снаряд. Он не попал куда-нибудь в руку, в ногу. Он попал туда, разорвал трахею, так что на той точке, где он находился – его невозможно было просто спасти. Это мог быть любой другой. Это была достойная гибель достойного воина. Он всегда говорил, что я не боюсь погибнуть за Украину, за своих собратьев. Его беда была в том, что он не понимал, насколько он ценен для своего подразделения, для Украины".

По словам Алины, она сейчас ходит к психологу. Утверждает, что жизнь после 7 марта потеряла смысл.

Напомним, что первый пост о Дмитрии Коцюбайло Алина написала 15 марта — через неделю после смерти любимого. Само прощание с воином было масштабным — на коленях перед павшим Героем стало руководство государства и ВСУ. В том числе и главнокомандующий Валерий Залужный.