Стоя в бетонной "яме", без нормальной еды, но с психологическими издевательствами: бывшая пленница рассказала, как оккупанты содержат украинцев в тюрьмах

Оказавшись на свободе волонтер Людмила Гусейнова стала помогать добиваться освобождения всех гражданских пленников россии.

Пока Украина обеспечивает военнопленных россиян максимально комфортными условиями содержания в лагерях, страна-агрессор продолжает издеваться над нашими военными и гражданскими, попавшими во вражеские застенки. К крайне плохому питанию и ужасным бытовым условиям для украинцев добавляются пытки и психологическое давление. В таком "аду" находятся не только украинские бойцы, захваченные в плен уже после начала полномасштабной войны, но и так называемые "политические" заключенные — украинцы с Донбасса, Крыма, попавшие в руки россиян задолго до 24 февраля. В их числе и Людмила Гусейнова, которая три года провела в Донецком СИЗО.

"Зарешечено настолько плотно, что небо и солнце почти не видно"

На днях офис Уполномоченного Верховной Рады по правам человека, в ответ на упреки Мониторинговой миссии ООН по поводу вероятных нарушений прав военнопленных со стороны Украины, распространил фото из лагеря, где содержатся россияне.

На фотографиях видно, что люди, принесшие в нашу страну разрушения и смерти, живут в светлых комнатах с кроватями, застеленными чистым бельем, имеют просторную столовую с кухней, медицинский кабинет, а во дворе есть даже футбольное поле. Российские пленные могут работать и периодически звонить по телефону семьям. И в этом неоднократно убеждались иностранные журналисты и представители международных организаций.

А вот с содержанием украинских пленных и заключенных на оккупированных территориях или в россии все с точностью до наоборот. Но обо всем ужасе, в котором оказываются как украинские военные, так и гражданские, становится известно только после их освобождения.

На разительные отличия в условиях содержания обратила внимание под постом в соцсетях 60-летняя жительница Новоазовска Донецкой области Людмила Гусейнова, которая провела в плену более трех лет.

После оккупации ее родного города в 2014-м Людмила наладила помощь воспитанникам приюта в соседнем Приморском и заботилась о них до 16 октября 2019-го года. Именно в этот день ее арестовали прямо на работе. Затем было 50 дней в печально известной тюрьме "Изоляция", а после — перевод в Донецкий следственный изолятор, где женщина пробыла вплоть до момента освобождения 17 октября 2022 года.

Как узнала впоследствии Людмила, ее задержанию "способствовали" бывшие коллеги с птицефермы, где она работала инженером по технике безопасности. Доносы от них она увидела во время ознакомления с обвинительным актом перед передачей его в суд.

"Заседание так называемого верховного суда проходило без меня и без адвоката, я об этом узнала, получив постановление, – вспоминает Людмила. – В нем сообщалось, что поскольку в "ДНР" действует мораторий на смертную казнь для женщин (а такое наказание предусмотрено за шпионаж ), они не могут рассматривать мое дело. Его передали в межрайонный суд. И как-то в СИЗО прибыл прокурор, судья и секретарь, меня вызвали, но не предупредили, что будет заседание. Задали несколько вопросов и больше я их не видела".

"Телеграф" попросил бывшую пленницу сравнить условия содержания в тюрьмах на оккупированных россиянами территориях с лагерем для военнопленных в Украине.

"Увидела на фото из лагеря деревянные отдельные кровати, достаточно просторно расставленные. В СИЗО Донецка, где находилась я, были спареные двухэтажные нары, сваренные криво. Расстояние между ними – 40 сантиметров, то есть пространства передвигаться не было вообще. Спать ты вынужден лицом к лицу с другой женщиной, которая может быть больна чем угодно. И ты ничего с этим не можешь поделать. На 20 заключенных одна "дыра" в полу вплотную к спальным местам, отделенная только тряпкой — так выглядит "туалет". Рядом раковина, здесь и посуду моют, и гигиенические процедуры делают, и бреются, извините за интимные подробности", — рассказывает Людмила.

Женщина подчеркивает, что в камере отсутствовала вентиляция, а два окошка, которые не закрывались в любое время суток и при любой погоде, не могли справиться с дымом от сигарет.

"Тебе нечем дышать и иногда даже не видишь ничего вокруг, потому что стоит стена из табачного дыма, — вспоминает Людмила . — На прогулки нас время от времени выводили, но о свежем воздухе речь не шла. Это происходило на крыше в некоем бетонном мешке. Сверху все зарешечено настолько плотно, что неба и солнца почти не видно. К тому же на эту площадку выведены какие-то трубы, из которых очень воняло канализацией. Особенно с этим было плохо последний год, когда возникли проблемы с водой. Тогда невыносимый запах стал досаждать и в камере. И на прогулках несколько раз вонь становилась такой, что мы начинали хлопать в дверь, чтобы нас оттуда вывели, но отзывались тюремщики не всегда. Они могли намеренно это делать".

"С тобой рядом в замкнутом пространстве находятся люди с туберкулезом"

Забыть на три года Людмиле пришлось и о нормальном питании. Все, чем кормили заключенных, было не то, что просто невкусным и неполезным, а порой даже опасным для употребления.

"В 5 часов утра приносили такое "блюдо" – разбавленное водой сухое молоко и замешанная туда какая-то каша, – приводит пример собеседница. – На обед – "борщ" – то есть жидкость с резаным на четыре части картофелем (она попадала не всем) и рубленой крупными кусками капустой, конечно, без зажарки и томата. Иногда давали кисель, разбавленный сырой водой. А еще перловую кашу с полусырыми куриными гузками или крыльями, почти не ощипанными. Вечером — рыба, очень вонючая, прямо в грязной жиже, в которой ее варили".

Ужасная ситуация в подконтрольных россиянам тюрьмах и с доступом к медицинским услугам. Осмотра врача еще нужно было добиться, да и не факт, что ты получишь адекватную помощь.

"Пишешь заявление, передаешь его во время вечерней проверки и ждешь, – отмечает Людмила. – Я однажды прощалась с жизнью, потому что не могла даже встать, у меня очень снизилось давление, наверное, были с сосудами проблемы. На третьи сутки сокамерницы подняли шум, в конце концов пришел фельдшер, что-то мне уколол, что я еще несколько дней после того просто спала. Если нужно сделать какие-то анализы, то это только родные могут договариваться. Опять-таки писать заявление, получать согласование. После этого у тебя берут на месте кровь и то через дверь – руку просовываешь в открытую кормушку, фельдшер набирает шприц, отдает его потом родственникам, а те уже сдают на воле в лабораторию".

"Из профилактики — каждые полгода флюорография, но между "пациентами" ничего не дезинфицируется. И хуже всего — с тобой рядом в замкнутом пространстве находятся люди с туберкулезом. Точно знаю, за все время у нас в камере таких было трое. Только впоследствии их перевели на этаж выше, где держали всех с таким заболеванием", — говорит женщина.

Людмила добавляет, что лечение зубов – фактически недоступная процедура. Стоматолог принимает один день в неделю и своей очереди можно ждать неделями. Да и с учетом наличия среди заключенных больных ВИЧ/СПИДом и фактически отсутствующих мер безопасности, визит принес бы больше вреда, чем пользы.

"Тебя заводят, закрывают двери, и ты стоишь, потому что сесть негде"

Главное отличие мест заключения, в которых находилась Людмила, в том, что "политических", по крайней мере до недавнего времени, держали вместе с осужденными за тяжкие преступления – убийства, мошенничества, торговлю наркотиками.

"Среди них было много женщин, которые воевали на стороне так называемой "Донецкой народной республики". А в криминальной тюрьме есть правило — заходишь в камеру, должен назвать статью, по которой задержан. У меня их было четыре, в том числе экстремизм, шпионаж. Когда это услышали, то сразу началось: "укропка", "детей взрывала", "маячки разбрасывала". То есть неслась вся та чушь, которую распространяла пропаганда. Очень-очень было трудно, особенно сначала, потому что мало того, что непростые бытовые условия, а еще и страшное психологическое давление", – отмечает Людмила.

Она добавляет, что и в "Изоляции", и в СИЗО были системными карательные меры к тем, кто не хотел повиноваться или каким-то образом нарушал местные порядки.

"В "Изоляции" били, также могли отправить в подвал, где нет ничего. С собой давали полтора литра воды, ведро и ты там "сидишь", – говорит Людмила. – Это может быть неделя или две, все зависит от правонарушения. А так живешь в камере. В Донецком СИЗО был карцер и "стакан" — это такое помещение где-то метр на метр. Когда тебя привозили с допросов, охранник мог оставить в "стакане", потому что ему показалось, что ты невежливо с ним обращаешься. Тебя заводят, закрывают двери и ты стоишь, потому что сесть негде. Тебя не выпускают, ожидая, когда начнешь проситься, если молчишь, то оставлял до смены дежурных. Однажды я так провела 8 или 9 часов. Такой был вид наказания".

"Меня все время поддерживало то, что за меня здесь, на свободе, боролись"

Неизвестно Людмиле о каких-либо визитах в Донецкий изолятор представителей правозащитных организаций, до которых по крайней мере напрямую можно было бы донести информацию об ужасных условиях пребывания. Единственный намек на их участие в судьбе пленных – одноразовая гуманитарная помощь Международного комитета Красного Креста.

"Кажется, еще в 2020 году мы получили картонные коробки, в которых был стиральный порошок, мыло, зубная щетка и паста, туалетная бумага и шампунь, — перечисляет Людмила. — Все это было украинского производства и хватило не на всех, поэтому делили между собой, к тому же бытовая химия и средства гигиены выдавалась не только "политическим", но и уже упомянутым "ополченцам".

И еще один момент, на который обращают внимание все освобожденные из плена украинцы, — отсутствие возможности общаться с семьями.

"Легальной связи — никакой", — отмечает Людмила и добавляет, что неудачными оказались и ее попытки добиться свидания с сестрой, которая оставалась на оккупированной территории.

"Меня все время поддерживало то, что за меня здесь, на свободе, боролись, – отмечает Людмила. – У меня был адвокат, я знала, что меня подали на обмен. Но проходил год, второй и бывало такое, что надежда покидала. Я очень хотела увидеть родных и просто выжить, чтобы рассказать не только о том, что творилось со мной, но и другими заключенными. В Донецком СИЗО до сих пор остается много женщин, мужчин с оккупированных территорий. Они сидят там не месяц и не год, а два, три, четыре, пять лет! Их вина только в том, что они сказали что-то в поддержку Украины, или "лайкнули" в соцсети что-то, что не по нраву днровцам. Ну или просто не отказались от того, что они украинцы. После полномасштабного вторжения в изолятор продолжали попадать гражданские и их также содержат в скотских условиях. И это необходимо прекратить и делать все, чтобы эти люди, равно как и украинские военные, были на свободе".

Людмила добавляет, что после освобождения ее поддержала организация SEMA-Украина во главе с бывшей пленницей Ириной Довгань. Сейчас она присоединилась к активисткам, которые помогают адаптироваться женщинам после заключения, пребывания в оккупации или перенесении насилия.

Как сообщал "Телеграф", родные бойцов 501-го отдельного батальона морской пехоты ВМС ВСУ добиваются их освобождения из плена. Это подразделение участвовало в обороне Мариуполя.