Общество воспринимает Зеленского как враждебный элемент, его второй срок под угрозой, - политический психолог

По мнению эксперта, президент больше не излучает уверенности в том, что пойдет на второй срок и его новогоднее обращение — лишнее тому подтверждение

Президент Украины Владимир Зеленский перешагнул экватор на посту лидера страны, а значит ему будет все сложнее избегать разговоров о втором сроке. Общество и журналисты будут гадать: "пойдет или не пойдет", а сам президент будет серьезно думать и предпринимать какие-то действия.

Мероприятия, подобные новогоднему обращению главы государства могут если не ярко демонстрировать, то намекать на настроения и планы лидера. И в рекордном по хронометражу обращении Владимира Зеленского к народу, безусловно, можно пытаться находить ответы на вопрос — планирует ли он идти на второй срок.

О том, почему нынешний президент растерял кредит доверия украинцев, почему ему непросто дается решение о втором сроке и какими психологическими приемами пользуется глава государства для решения своих политических проблем, "Телеграф" поговорил с политическим психологом Светланой Чунихиной.

– Почему обращение длилось так долго? Зеленский по хронометражу переплюнул и свое предыдущее обращение, и обращения Путина, Байдена…

– Не уверена, что это его рекорд. Прошлые его обращения тоже были затянутыми по времени. Нынешнее обращение можно считать продолжением тенденции, берущей начало еще с 2019 года. Оно и по стилистике похоже на его знаменитое обращение "Кто я?", и выстроено вокруг той же самой мысли.

– Получается, он все еще отвечает на вопрос "кто я"?

– Да. Так или иначе, все новогодние обращения лидеров наций затрагивают вопросы идентичности. Таковы требования жанра. Но у Украины тут есть своя специфика: у нас идентичность еще не установилась, не пришла к общему знаменателю. И эта проблема выходит за рамки каденции Зеленского. В обществе пока нет консенсуса по поводу ответа на вопрос "Кто мы?". Для себя и для других народов. Поэтому если Зеленский берется дать ответ на столь сложный вопрос, то приходится тратить на это больше времени. Но растянутый хронометраж новогодних обращений вряд ли можно считать оптимальным способом решить эту задачу.

Есть и еще одна проблема. В обращении заложено слишком много смыслов, множество разных эмоциональных "крючков", и поэтому в единый, целостный образ или идею оно не собирается.

– А то, что он начал не с себя, а с выдающихся украинцев – тоже попытка ответить на вопрос кто мы?

– Надо сказать, что Зеленский пытается сделать для Украины очень важную психологическую работу. Тут я сошлюсь на концепцию национальной идентичности, предложенную американским психоаналитиком Вамиком Волканом. С его точки зрения, идентичность нации держится на двух вещах. Во-первых, это выбранная травма – вокруг какого трагического события, какой травмы выстраивается историческая память народа и коллективное представление о себе, как части мирового сообщества. Во-вторых, это выбранная слава – то есть, какая победа или героический миф собирает воедино коллективную идентичность. У украинцев понятно про выбранную травму, но непонятно про выбранную славу. Был вариант присоединения к советской славе, но это уже не работает. А что такое украинская слава, пока непонятно. И Зеленский уже не первый год перебирает варианты того, что это может быть. Делает это отчасти интуитивно, понимая, как работает массовое сознание. И он даже прямым текстом об этом говорит: давайте вспоминать не о том, что у нас болит, а о том, что нас радует.

Безусловно, президенту не чуждо тщеславное желание всех политиков встать рядом с победителями. В этом смысле Зеленский действует так же, как Путин или Байден. И тот, и другой выразили благодарность героям, которые были на передовой в течение этого года – врачам, военным, педагогам. И это правильная рамка: нельзя говорить о победах, не называя победителей по имени. Но Зеленский таким образом пытался решить и свою узкую политическую задачу – остановить падение рейтинга.

Интересной особенностью обращения украинского президента стало то, что оно снято в стилистике истории Золушки. Сначала героев показывают в повседневной жизни, а потом они преображаются, и, нарядные, идут по красной дорожке. Это безотказный прием эмоционального воздействия на публику. В этом Зеленский остался верен себе.

– А то, что он посадил за стол людей, которые его критикуют, своих оппонентов, это попытка показать, что "я со всеми могу примириться"?

– Все-таки Ткача и Бурбу он с собой за один стол не посадил. Можно предположить, что это было просто желание собрать "Ноев ковчег" украинского общества. Показать, что мы нация и металлургов, и врачей, и спортсменов, и что каждый на своем посту может быть героем. Такая идея была. Решение собрать героев за праздничным столом, во главе которого президент произносит речь-тост, могло быть попыткой сделать формат поздравления более естественным, нативным, вписать его в повседневный опыт. Застолье – самая естественная вещь для праздников. Тут мы, конечно, видим большой контраст с обращением Путина, лишенным жизни и человечности. Мы видели российского президента в черном, почти сталинского фасона, похожем на френче пальто, на фоне черного неба. И в кадре не было ничего, кроме этой фигуры в черном и огней Кремля. Байден сделал свое обращение в традиционном для американской политики семейном формате. Получилось тоже достаточно нативно: президент и первая леди будто на минуту отвлеклись от новогоднего стола, чтобы обратиться к нации. Но для Зеленского такой формат был бы очень узким. Его художественный стиль требует наличия спецэффектов и более сложной сюжетности.

– А фразы про "мамины котлетки и бабушкины пирожки", это все те же попытки найти то, что нас объединяет?

– Зеленский – мастер в присоединении к чувственному миру и повседневному опыту своих сограждан. Он понимает, через какие элементы опыта можно создавать моменты коллективного переживания. Когда много людей вместе испытывают радость, надежду, другие положительные эмоции – то самое разделенное переживание – это оказывает мощное влияние, которое может иметь и политический смысл.

– А триггерная фраза про то, что "соседи к нам с бутылкой и холодцом, а не с оружием и без стука". Она о чем, по-вашему?

– Для меня это просто фокус, прием спичрайтера. Это игра словами, призванная облегчить восприятие довольно длинного текста. Я бы не стала тут искать скрытый смысл.

– У нас это сразу начали делать, как и обсуждать фразу про линию разграничения…

– И это важный момент, показывающий весь контекст, в котором Зеленский произнес свою речь. Многие действительно восприняли участие приглашенных героев в ролике президента как предательство. И это говорит нам о том, что определенной частью общества Зеленский воспринимается как враждебная сила, взаимодействовать с которой нельзя. Общество остается расколотым. Это, во-первых. Во-вторых, ему не доверяют. Если в банальном спичрайтерском приеме, простенькой игре словами, люди пытаются разглядеть подтекст, "второе дно", попытку президента сообщить непрямо нечто, что не может быть сообщено прямо, например, о намерении примириться с россиянами, значит, кредит доверия к президенту исчерпан. Да, по цифрам в рейтингах Владимир Зеленский выглядит лучше, чем его предшественники в той же точке президентской каденции, но сути это не меняет. Зеленский, как и любая украинская власть, воспринимается обществом как враждебный, если не вражеский, элемент, доверять которому нельзя и сотрудничать с которым – неприемлемо. Он этого очень хотел избежать, но он все равно оказался в этой точке.

– А если оценивать не только его обращение, но и всю последнюю риторику, на том же пресс-марафоне, видите ли вы уже заявку на второй срок?

– Полгода назад я была практически уверена, что для него этот вопрос решенный, и что он психологически был готов к тому, чтобы идти на второй срок. И главное, знал, как объяснить обществу, почему он нарушает свое самое запоминающееся предвыборное обещание. А сейчас я уже в этом не уверена. Думаю, что сейчас аргументов и психологических причин не идти на второй срок у него больше. Просто потому, что, как мне кажется, политическая война, в которую он ввязался, может оказаться для него слишком затратной и потребует гораздо больше, чем он готов заплатить за свою политическую карьеру. Он пока еще готов воевать и на внешнем фронте, и на внутреннем, в том числе, и с медиа. Ведь такая у нас специфика медиа рынка: воюя с олигархами, ты не можешь не воевать и с журналистами. Хотя тут можно было найти более разумные стратегии, но пока это не получается.