Нормальны ли шутки об акуле и должны ли украинцам быть стыдно за них? Психолог подробно объяснила "Телеграфу" (видео)

На прошлой неделе в египетской Хургаде акула напала на россиянина. Мужчина погиб на глазах отдыхающих и отца. Эта ситуация породила в сети много мемов и шуток от украинцев, за что некоторые личности набросились на них и обвинили в агрессии. В общем, мнения в обществе относительно этой ситуации кардинально разделились.

О том, почему смерть россиянина от акулы рассорила украинцев, почему одни обвинили других в недостаточной эмпатии, другие начали обижаться, что их не понимают и как во всем этом сохранять единство во время войны, поговорили с политическим психологом Светланой Чунихиной. С видео разговора можно ознакомиться в конце материала.

- Ситуация с акулой повлекла за собой нешуточные обсуждения. Стала мемом и причиной ожесточенных баталий. Почему акула так рассорила людей?

- Мы имеем дело с гибелью человека, которая бы в нормальных обстоятельствах не вызвала бы ничего, кроме жалости.

Но нерв этой истории в разнице между самой историей и парадоксальной реакцией части общества: шутки, радость. Многие восприняли эту ситуацию как возможность отплатить хоть какому-то россиянину за все то горе, что россия совершает в Украине.

Дополнительно напряжение возникло потому, что произошедшая с этим человеком трагедия случилась на воде. В то время когда Украина переживала ужасную трагедию с разрушением Каховской дамбы и украинцы гибли именно от воды.

Эта синонимия позволила канализировать эмоции ненависти. Большинство людей восприняли это как возмездие: нас затапливает и россиян на воде постигла беда.

– Многие восприняли такую радость от гибели россиянина как недостаточную эмпатичность и что в украинском обществе уже проблемы, если мы демонстрируем отсутствие эмпатичности. По вашему мнению, в украинском обществе действительно сейчас проблемы?

– Я бы не говорила, что здесь нехватка эмпатичности. Здесь парадоксальная реакция на трагедию.

А с нами действительно что-то не так, потому что мы находимся на войне. Мы жертвы жестокой агрессии, мы испытываем агрессию со стороны противника, во много раз превосходящего Украину и в человеческой силе и в технике.

И мы постоянно находимся под угрозой тотального уничтожения, потому что у россиян есть ядерное оружие.

Мы в опасности. Мерить состояние сообщества, которое находится в опасности, мерками обычной жизни, это значит неадекватно оценивать ситуацию. Мы столкнулись со многими психологическими эффектами. Ужесточаются механизмы стереотипизации представителя враждебного сообщества.

Для нас этот человек не индивид, это представитель российского общества. И это все, что некоторые люди готовы о нем знать. Нам этого достаточно, чтобы сформировать определенное отношение к нему. Так работает межгрупповая стереотипизация. Которая в норме несколько усложняет межгрупповой диалог, а в ситуации войны она его делает невозможным.

Трудно увидеть во враге человека, мы видим только представителя вражеской армии.

Мы находимся в ситуации экзистенциальной опасности, каждый день чувствуем угрозу своей жизни и жизни своих близких. Это неконтролируемо. Мы не знаем, когда и откуда эта угроза будет актуализирована. Как от нее спастись тоже не знаем. И в принципе, это элемент везения, выживешь ли ты или нет.

В такой ситуации эмпатия притупляется, как и все остальные чувства. Очень тяжело ощущать весь спектр чувств, в ситуации, провоцирующей так много тяжелых и плотных ощущений. И чтобы его вынести, мы должны перейти на эмоциональное самосохранение. Увеличивать порог чувствительности, в противном случае эти эмоции нас затопят.

Кстати, мы с коллегами, когда обрабатывали ситуации с дамбой, как раз обсуждали, что делать, когда тебя затапливают чувства. В то время как наши земли затапливает вода.

Чтобы справиться с таким плотным потоком ощущений, качелями – от надежды до отчаяния, горя, мы должны повысить порог чувствительности. Первое, что страдает – это эмпатия по отношению ко всем, кто не принадлежит к нашей группе. С одной стороны, у нас очень расширились границы общества, которому мы эмпатизируем. Мы сочувствуем даже животным, землям, постройкам, будто это люди, потому что это тоже как представители воображаемого украинского тела. А с другой стороны, все, что за пределами этого поля, остается за пределами эмпатии.

– Но, при этом, часть людей восприняло отличные от своих реакций, как то, что другие ненавидят недостаточно, значит они какие-то чужие, не из нашей группы. Как в состоянии этой травмы воспринимать разность?

– Есть еще третья группа реакций: люди, испытывающие в себе противоречивые чувства. С одной стороны, я ужасаюсь от того, что произошло с человеком, с другой, у меня нет сострадания, если этот человек россиянин. И человек испытывает внутри себя конфликт чувств.

Мы все имеем разный опыт проживания войны и разную глубину поражения травматическим опытом.

Мы не можем в единой степени относиться ко всему спектру чувств. Наиболее здоровая реакция человека на происходящее — конгруэнтная реакция. То есть, когда она отвечает тем обстоятельствам, в которых человек находится, тем чувствам, которые человек проживает.

Если все это совпадает друг с другом, значит, это нормальная реакция. Здесь не может существовать правильной реакции. Только искренняя. В той мере, в какой эта реакция искренна, в той мере эта реакция имеет право на существование. Здоровое общество — это общество, в котором достаточно пространства, чтобы все эти искренние переживания были проявлены, проговорены, разделены как часть группового опыта войны. И пока социальные сети это пространство обеспечивают, а наши внутренние предохранители не полностью блокируют свободу выражения чувств, в той мере мы остаемся сохраненными с точки зрения ресурса во время войны.

У нас нет пост травматических последствий, у нас еще травматические последствия. Длительное влияние агрессии, под которым мы находимся и сейчас.

Рано формировать жесткие конструкции, которые давали бы нам нормы реакции.

– Как при этом всему сохранять уважение к инаковости, сохраняя единство?

– Хороший вопрос. Каждый делает по мере своей способности, если у вас есть ресурс, чтобы быть открытым к этой непохожести — прекрасно, тогда можно быть голосом этой чувствительности. Если нет ресурса, то это тоже в некоторых ситуациях полезно. Мы должны задействовать все возможные ресурсы, носителями которых мы являемся. Все мы являемся частью национального сопротивления.

Ранее "Телеграф" рассказывал, какая судьба постигла съевшую россиянина акулу. Сразу после происшествия египтяне забили палками до смерти тигровую акулу, но власти решили дать ее телу "вторую жизнь".