"В Харькове за мной охотилась ДРГ. Я получил пять пуль и помню, как болезненно умирал", — оперный певец и волонтер Сергей Иванчук

Как 29-летнему украинцу без миллионного состояния попасть в список "Форбс"?

— Все очень просто: его должна расстрелять ДРГ, — шутит полтавчанин Сергей Иванчук, который вот уже семь месяцев восстанавливается после сложных ранений. Вздыхает и с сожалением добавляет: — У меня трое знакомых так погибли.

"Успел эвакуировать около сотни человек"

Во время войны волонтеры были и остаются под прицелом диверсионно-разведывательных групп, потому что это настоящие патриоты, роль которых в победе над врагом очень важна. Они, не дожидаясь вознаграждения, моментально включаются в помощь государству, армии или конкретным людям, попавшим в сложную ситуацию в связи с боевыми действиями.

Оперный певец и бизнесмен Сергей Иванчук взялся возить на своих капитально отреставрированных стареньких "Жигулях" гуманитарные грузы в Харьков и Ахтырку, которые в начале широкомасштабной войны оказались отрезанными от продовольственной, медицинской, технической поставки. Туда доставлял продукты питания, средства гигиены, лекарства, горючее, а оттуда эвакуировал тех, кто хотел выбраться в безопасное место.

- Уже 25 февраля мы с товарищами делали коктейли Молотова. В начале марта запустили также производство буржуек для блокпостов, – рассказывает Сергей. – Параллельно я возил гуманитарную помощь в Харьков. Сначала ее передавали полтавчане для своих родственников и знакомых, и ежедневно объемы росли. В большом городе не было ни воды, ни света, ни тепла, ни газа, поэтому вез тех, кто просил их спасти. Было такое, что вывозил людей, а через 2-3 дня в их дом попадал снаряд. Иногда в машину набивалось пятеро-шестеро, да еще несколько домашних животных. В общей сложности успел эвакуировать около сотни человек.

— Ты мог сам попасть под обстрел. Разве не боялся?

— В Харьков ездило все меньше и меньше волонтеров, потому что это был большой риск. А я замечал, что прорываюсь все дальше и дальше, практически до российской границы. Наверное, потому, что у меня нет жены, детей, и я несу ответственность только за себя. Конечно, думал о худшем сценарии. Но мне казалось тогда, что на войне легко умирать. Один выстрел, один обломок снаряда – и все, ты не мучаешься.

Представление молодого человека о смерти на войне оказалось ложным. Он получил пять пуль, две из которых могли быть смертельными, но остался в живых. Ему сделали 12 операций под общим наркозом и раз десять толстым шприцем пробивали легкие, чтобы убрать собиравшуюся там кровь. Он потерял фалангу мизинца на левой руке, а за безымянный палец до сих пор борются врачи. Для профессионального бандуриста-левши это, считай, крах. Он боялся, что навсегда утратит голос, потому что некоторое время мог говорить только шепотом. И ему было очень больно.

— Помню, как умирал… Правду говорят, что в такие моменты перед глазами пролетает вся жизнь. Все ошибки выскочили – миллион в одну секунду. Они проносились, как в кинофильме. Мне было жалко умирать молодым. И так фигово было от этого! Теперь, пройдя через все круги ада, знаю, что у меня есть больше, чем должно быть. Ведь должна была быть смерть.

…До 10 марта Сергей Иванчук был уже настолько утомлен сложными поездками, что думал о коротком отдыхе. Спать, вспоминает, приходилось по два-три часа. Ведь после каждой поездки нужно было собрать передачи на следующий день, все согласовать, расписать маршрут, что в принципе давалось тяжело, никто не знал, где бомбанут рашисты и сколько времени придется простоять на блокпостах.

"Сережа, иконы упали, никуда не едь!" – просила мама

В тот день у Сергея была запланирована эвакуация частной клиники из Харькова. Но накануне он извинился перед владельцами за отсрочку эвакуации, потому что уже не имел никаких сил. Вдруг зазвонил телефон. "Очень нужно подвезти горючее для волонтеров, литров 300—400", — попросил Сергея один знакомый.

— Чтобы харьковские волонтеры могли развозить гуманитарку по горячим точкам, им нужно было заправлять машины. И если бы я тогда не отозвался на просьбу, очень много людей осталось бы без гуманитарной помощи, и это был бы капец, — объясняет мой собеседник. – Здесь большую роль сыграло то, что мы с друзьями делали коктейли Молотова и нам привозили много канистр. Найти пустую тару для бензина стало проблемой буквально на третий день войны. Мне же каждый день нужно было заполнить полтора-два десятка 20-литровых канистр. А тогда, помните, разрешалось вливать всего 20 литров в бак? Ну, на одной заправке для меня как волонтера сделали исключение. Я до войны имел собственное агентство по продвижению в соцсетях, поэтому у меня были сбережения, и это меня очень выручало. К тому же в то время народ активно сбрасывался деньгами на благотворительность. Были волонтеры, которые собирали еду на свои деньги, на свои деньги покупали горючее, были, которые все это возили, как я. Я готов был все отдать — деньги, машину, всего себя — лишь бы не оказаться под россией.

"Сережа, иконы упали, никуда не едь!" — предостерегала мама сына накануне роковой поездки.

Сын пообещал ей остаться дома, но тут этот звонок с просьбой подвезти горючего. Кроме того, в Полтаву из Франции была доставлена гуманитарная помощь, и он уже загрузил ею целый прицеп, чтобы передать харьковским медикам.

Проблемы у Сергея начались с самого утра. Вселенная посылала ему сигналы об опасности, однако он их игнорировал.

— Начинаю заводить машину — она не заводится, потому что за ночь из пробитой трубки бензобака вытекло горючее. Пока я "терзал" мотор, сел аккумулятор и его пришлось ставить на подзарядку, — продолжает Иванчук. — Потом звоню по телефону товарищу, который должен был подвезти несколько передач, а у него тоже не заводится машина. Короче, уехал из Полтавы на несколько часов позже обычного. Разгрузив гуманитарку из Франции в 17-й больнице, оставил прицеп возле эвакуированной частной клиники для загрузки, а сам поехал дальше раздавать передачи. При этом попросил одну знакомую составить оптимальный маршрут, потому что впервые не справлялся с этим. А она протупила и назвала не тот адрес, из-за чего я сделал огромный крюк по Харькову.

Еще в тот день гугл-карты почему-то прокладывали маршруты Сергея по каким-то переулкам, а не по главным улицам. Маршрут выходил будто и более коротким, но очень сложным и по времени длиннее. Было ясно, что к началу комендантского часа, как обычно, он из города не уедет.

— Взяв двух попутчиков — мальчика и глухую девочку, родственники которых заранее заказали их эвакуацию в Полтаву, я вернулся в частную клинику, — переводит дыхание Сергей. — Прицеп был максимально загружен медицинским оборудованием, и мы с пассажирами и двумя котами готовы были отправиться в путь. Но я не успел доставить лекарство бабушке, живущей на окраине Харькова. Потому поехали сначала к ней. А уже на обратном пути – буквально через 500 метров от ее дома – в нас начали стрелять из автомата Калашникова. Хотя поначалу казалось, по нам работает мелкокалиберная артиллерия. На улицах темно и пусто, рядом ни одного блокпоста, где нам могли бы помочь… Я ничего не вижу перед собой… Было очень страшно. Думал, конец.

В салоне все умолкли. Ярослав, муж Виктории, владелицы клиники, сказал лишь, что нужно ехать к блокпосту на трассе. А как мы могли его там найти? Гугл-карта рекомендовала свернуть налево. И это нас спасло от моментального расстрела, потому что там стояли гаражи, прикрывавшие машину по бокам. Загруженный прицеп был нашим надежным "бронежилетом" — медицинское металлическое оборудование задерживало выпущенные по нам пули сзади. Впоследствии я удивлялся: гугл-мепс должен указать на трассу, которая проходила буквально в 30 метрах, а он "спрятал" нас между гаражами, которые длинными рядами стояли параллельно трассе.

Но гаражи закончились, а преследование волонтерской машины продолжалось. В какой-то момент она стала очень уязвимой. Злоумышленники хотели остановить ее, поэтому целились по колесам. Три из них спустили одно за другим. Водитель давил на газ до упора, но более 30-35 км в час машина не ехала. А в нее целенаправленно стреляли с левой, водительской стороны.

— Мы все пригибались, пули пролетали на уровне головы, — вспоминает пережитый ужас Сергей. – Меня перестали слушаться простреленные ноги. Хорошо, что машина старая, и в ней есть подсос. Я вытащил его на себя, и так мы медленно ехали дальше. Другая пуля отбила мне пальцы на руке, из них хлынула кровь. Кровь струилась также по лицу — в нем застряли обломки железа. Ощущение, будто тебя ударило током, ты обжегся и тебя покусал рой ос одновременно. Когда пуля прошила еще и спину, мне показалось, что я превратился в фарш. Понимал, что меня не спасут, потому что, кто это сделает на окраине Харькова? А если спасут, буду инвалидом. Я прощался с жизнью, молился и говорил с Богом. Но даже в том состоянии думал о том, что должен довезти своих пассажиров до блокпоста.

"Состояние критическое, шансы минимальные. Готовьтесь…"

У Сергея много ангелов-хранителей. Они не дали ему встретиться со смертью. После выстрела в спину он мог бы умереть буквально после нескольких вдохов-выдохов, потому что пуля пробила легкие. Умереть ему не дала Виктория, закрыв рану рукой.

Едва двигавшиеся расстрелянные "Жигули" волонтера остановились, врезавшись… в блокпост на трассе, ведущей в экопарк Фельдмана. И это тоже сыграло определяющую роль в судьбе Сергея Иванчука. Военные быстро перемотали его раны скотчем и буквально за шесть с половиной минут довезли в кузове грузовика в 4-ю больницу.

Еще одного ангела-хранителя Сергея зовут Гиви. Харьковский врач-волонтер, грузин по национальности, как раз доставил в 4-ю больницу половину медикаментов из той же французской гуманитарки, которую Иванчук разгрузил в 17-й. Поэтому у медиков было чем спасать тяжелораненого.

Сергей потерял много крови, из-за чего у него развился геморрагический шок ІІІ степени. Четвертая степень – это уже клиническая смерть. Кроме легких, у него были прострелены печень и диафрагма. Фаланги мизинца не было, а безымянный палец, простреленный в суставе, держался на коже. В средний попала шрапнель.

"Шансы минимальные, состояние критическое. Готовьтесь…" Слова медсестры, сказанные шепотом его маме в реанимации, неприятно поразили Сергея. Но он ничего не мог возразить, потому что у него в горле стояли две трубки и одна в носу. Просто молодой человек был уверен, что выживет, но сказать вслух не мог. Но первое, что он спросил у мамы, написав вопрос на бумажке: "Есть ли жертвы?" Услышав, что нет, успокоился.

— Потому что я людей спасал. И это чудо, что только одному человеку пуля поцарапала ногу. Машина была вся дырявая. А в салоне две канистры с бензином стояли. Баки с топливом были продырявлены. Все могло взорваться в любой момент. Это просто чудо, что так обошлось, – на эмоциях говорит Сергей.

Когда отменили морфий, стало невероятно больно. Буквально сшитого по кусочкам тяжелого пациента заставляли подниматься и расхаживаться, чтобы внутри не было спаек. А он не мог даже стоять на изувеченных ногах. Когда вставал, из многочисленных дренажей лилась кровь. Температура сразу же поднималась до 40 градусов и начинались галлюцинации.

Процесс реабилитации шел с переменным успехом. 16 дней реанимации, затем полтора месяца в хирургии Полтавской областной больницы, где провели еще несколько операций. К сожалению, они не принесли ожидаемого улучшения.

— Тогда меня спас профессор Александр Борисович Кутовой, один из лучших врачей-хирургов в мире, работающий в 16-й больнице Днепра. Меня на него вывели коллеги-музыканты, за что им моя особая благодарность, – говорит Сергей. – В Днепре мне сделали еще три операции. Мои легкие, печень, желчный пузырь, наконец, были стабилизированы. И травматологи в этой больнице классные. Через некоторое время я впервые за многие месяцы смог сходить в ближайший к клинике магазин. Это было еще то приключение! Пока перешел через дорогу, с меня семь потов сошло. Стою на кассе весь мокрый и думаю, как обратно вернуться. Позже несколько раз вызывал такси в больничный парк, где прогуливался, потому что вернуться в корпус уже не было сил.

Первый раз спел еще в реанимации

Сейчас Сергей Иванчук продолжает реабилитацию в госпитале "Бундесвер" в немецком городе Ульм (земля Баден-Вюртемберг неподалеку от Баварии), где ему пытаются восстановить функциональность пальцев на руке.

— Сначала мне отказали в бесплатной реабилитации за границей, потому что мой случай не отвечал в полной мере условиям программы гуманитарной международной организации "Врачи без границ", — продолжает Сергей. — Но травматолог из 16-й больницы сумел кого-то там убедить в том, что я уникальный пациент, потому что я бандурист-левша и левая рука для меня очень важна с точки зрения дальнейшей профессиональной деятельности. Теперь ожидаю очередную операцию. К сожалению, процесс реабилитации в Германии занимает много времени, просто здесь медицинская система работает по-другому, чем у нас. Например, чтобы попасть на повторный прием к врачу, мне пришлось ждать два месяца.

Хотя Сергей Иванчук никогда не сидит, сложа руки. Он продолжает волонтерить.

Насмотревшись, в каких условиях лечатся раненые военные в 16-й днепровской больнице, организовал благотворителей, и они закупили туда матрасы, холодильники, медпрепараты, системы, кресла для отдыха, потому что там негде было присесть в коридорах… Часть денег, которыми ему помогали другие на лечение, Сергей отдал на приобретение этих товаров.

Находясь в Ульме, помогает бывшему директору одного предприятия из Украины собрать деньги, чтобы закупить на них генераторы для бомбоубежищ в Киеве.

Как певец с отличным баритоном пытается участвовать во всех антироссийских митингах.

— Впервые после ранения я спел для журналистов, снимавших обо мне сюжет, еще в реанимации в Харькове. Куплет из знаменитой итальянской песни "Белла чао", которая приобрела популярность во время Второй мировой войны, — улыбается Сергей. – Потом, правда, температура поднялась и кровь ушла из трубок и швов. А сила голоса вернулась месяца через четыре после ранения. Это было уже в Германии. Когда меня выписывали из здешней больницы, я дал небольшой концерт для врачей. Мне аккомпанировала на фортепиано моя давняя подруга Антуанетта Мищенко – известная пианистка со времен Майдана. Специально приезжала. Замечу, игра ей дается тяжело, потому что зимой на Майдане застудила пальцы, теперь страдает артритом.

Пытаюсь каждый день петь. Вот недавно принял участие в онлайн-концерте к Международному дню медицинского работника.

Пока Сергей живет на социалку, стоит на учете в центре занятости, который арендует ему жилье, и подыскивает работу.

В будущем он видит себя, скорее всего, директором мини-оперы в Полтаве. Правда, это будет не скоро, потому что сгоревший кинотеатр имени Котляревского, где планируют ее разместить, вот уже почти три года стоит в развалинах. Если это произойдет, Иванчук хочет отойти от государственного финансирования этого культурного учреждения. По примеру европейских стран и США. Здесь, говорит, очень много работы. Чтобы оперный театр стал самоокупающимся, нужно ставить очень интересные постановки, и сам культурный фон в Полтаве необходимо менять.

Иванчуку есть с чем сравнивать. Второе специальное образование он получил в итальянской Accademia D`Arte Lirica Osimo. Последние 5 лет жил на две страны: работал в Италии, где занимался оперным вокалом и готовился заключить контракт с одним из европейских оперных театров. Незадолго до полномасштабной войны как раз наведался домой. И с головой погрузился в волонтерство. Кстати, это для него не ново — он еще с 2014 года зарабатывал средства на ВСУ своим пением.

"До войны пережил серьезную депрессию, и это меня спасло"

За такими молодыми людьми, как Сергей Иванчук, будущее нашей страны. По версии специального военного выпуска издания Forbes Украина, недавно опубликовавшего уже третий список из тридцати граждан Украины в возрасте до 30 лет ("30 до 30"), в который вошел и Сергей, именно они защищают нас сегодня и будут строить новую Украину после победы. Именно они - вероятные творцы новой украинской экономики, образования, культуры, архитектуры и т. д.

Спрашиваю у Сергея, как происходит отбор кандидатов в список Forbes.

- По предварительному представлению, на основе интервью. Претендентов было много, но так получилось, что отобрали меня. Помню, был какой-то депрессивный день, я плохо чувствовал себя, а тут знакомый из Львова сбросил информацию, что мою фамилию опубликовал "Форбс", потом еще один друг поздравил. Конечно, было очень приятно.

Признаюсь, до войны я испытал серьезную депрессию. Начался ковид, все театры закрылись, я остался без сцены. Вроде бы и хорошо зарабатывал, но ничего, в отличие от друзей, не приобрел — ни джипа, ни квартиры. "Мне скоро 30, а я никто" — это мнение меня постоянно мучило. И еще осенью прошлого года поддел коронавирус. Он очень сильно ударил по нервной системе. У меня началась тяжелая послеководная депрессия. Я принимал сильные антидепрессанты. И, знаете ли, это, наверное, меня спасло. Ибо в тот момент, когда попал в реанимацию, моя нервная система была почти полностью здорова, и у меня был большой запас прочности. Возле меня в реанимации умирала куча людей с гораздо более легкими ранениями.

Теперь те из моих знакомых миллиардеров, которые годами мечтают попасть в список самых богатых по версии "Форбс", завидуют моей популярности. Потому что ее не купишь, в отличие от крутой тачки или квартиры.

— Изменилась ли твоя жизнь после всего пережитого?

– Да, изменилось. У меня вырос уровень ответственности. Я теперь более осторожен в соцсетях. Точно знаю, что диверсионно-разведывательная группа, которая охотилась на меня и на товар, который я перевозил, узнала обо мне именно из Инстаграма, где я, как и большинство волонтеров, давал объявление. Стреляли же четко в меня. Десять пуль выпустили из АК!

Раньше я был сконцентрирован на достижении материальных благ, на карьере. А сейчас просто стараюсь наслаждаться каждым днем. Получаю удовольствие от прогулок, еды, встреч с друзьями, даже от уборки в квартире.

Моя история, как оказалось, многих мотивирует не сдаваться при самых тяжелых обстоятельствах. Она же вдохновила художницу Машу Фою написать картину "Ночь расстрела". Для меня это неожиданно и очень приятно.

Фото предоставлены Сергеем Иванчуком