"Россиян больше всего раздражает отдельность украинцев. Язык - способ ее подпитывать", - автор программы "Лингвоцид"

Валентина Мержиевская рассказала "Телеграфу" о своем проекте и мобильном приложении, которое помогает узнать о том, как веками притесняли украинский язык

С недавних пор прогулки по центру Киева можно сочетать со знакомством с историей русификации Украины. Помогает в этом серия графических табличек с датами и названием событий и явлений по ущемлению украинского языка. Подробнее узнать о каждом "пункте" и построить маршрут позволяет мобильное приложение "Лингвоцид". Об идее, заложенной в проект, и вариантах его распространения на другие города, а также о собственном опыте перехода на украинский язык, отношении к соотечественникам, которые до сих пор говорят по-русски, "Телеграф" пообщался с его автором — педагогом Валентиной Мержиевской.

"Я из того поколения, для которого русский язык был нормой в общении"

- С началом полномасштабной войны язык фактически стал маркером свой/чужой, многие русскоязычные украинцы заговорили на государственном языке. Но мне кажется, что за 11 месяцев многие устали слышать, что говорят не так, поэтому в вопросе украинизации наблюдается определенный откат. Или я ошибаюсь?

– Действительно, непросто перейти на украинский язык. Особенно, когда тебя постоянно упрекают: "Столько лет живете в Украине, до сих пор язык не выучили". Это не поддерживает, а наоборот останавливает. Но надо понимать: в любой учебе есть этапы прогресса и отката. Возможно, потому, что я именно из того поколения, для которого русский язык был нормой в общении, я не осуждаю человека, если он говорит по-русски. В моей картине мира прекрасно уживаются русскоязычные патриоты. Хотя, конечно, я понимаю, что язык очень важен, поэтому максимально способствую тому, чтобы люди вокруг меня переходили на украинский. Это наша сепарация от российского культурного контента, от пребывания в их информационном поле.

В конце концов, переход на украинский язык – вопрос безопасности. Единственное, я считаю, — нельзя людей к этому принуждать. Конечно, должно быть определенное законодательство: о квотах на радио, о запрете на ввоз и распространение книг из рф, об экзамене на знание языка и истории для получения гражданства. Но на бытовом уровне человека нельзя прессовать, ведь тот, кто не менял язык, не может оценить, насколько это сложно.

- Какие у вас личные отношения с украинским языком, говорили ли на нем в семье, изучали ли в школе, потому что до 90-х в Украине было много русскоязычных школ с минимумом часов украинского. И даже существовало освобождение от изучения украинского языка по заявлению родителей.

- Мои бабушки-дедушки говорили по-украински. Отец в детстве тоже, но после поступления в университет перешел на русский, мама была всегда русскоязычной, так что и мы с сестрой тоже, – отмечает Валентина. – Но в школе, где мы учились, было преподавание на украинском языке. И это был такой классический киевский сценарий, когда дети на уроках говорили по-украински, а на переменах по-русски, и дома, соответственно, тоже. При этом я вспоминаю, что даже в то время, когда у меня спрашивали, какой язык считаю родным, говорила: "Украинский". Хотя на нем и не общалась. То есть у моего поколения родной язык был забыт. На украинский полностью вместе с сестрой мы перешли после Оранжевой революции.

– Это произошло одномоментно, или все-таки процесс был длительным?

- Все началось со среды – были какие-то отдельные украиноязычные друзья, преимущественно из Львовской области. Потом стала появляться качественная современная литература, которую мы читали, и фактически просто допустили мысль, что по-украински можно общаться не только на темы, которые были в школьной программе. Ведь проблема была в том, что официальная лексика была в речи, но не хватало каких-то бытовых прикольчиков – слов для ежедневного употребления. И еще мне в переходе помог сын, он как раз родился в 2005 году, фактически с ним начала говорить по-украински, и так потихоньку с ним вместе и перешли.

"Запреты на все украинское существовали веками"

- Вы упомянули об украиноязычной литературе, которая начала появляться. Но она, по-моему, не всегда была в достаточном количестве. По вашему мнению, чего еще не хватало, чтобы закрыть время от времени возникающий языковой вопрос? Качественных фильмов, образовательных программ?

- Учитывая, что запреты на все украинское существовали веками, за десятилетия полностью их устранить невозможно. Но у нас хорошая динамика в этом вопросе. Мне лично в 90-х действительно не хватало литературы. Например, мы читали фэнтези на русском языке. То есть, если бы в то время была такая литература на украинском, как есть сейчас, и в таком количестве, это было бы очень классно.

Теперь, по моему мнению, вопрос о медиаконтенте. Уже много подкастов, ютуб-каналов, рассчитанных на взрослую аудиторию, а подростковая ниша не занята. Нам очень не хватает научно-популярных, развлекательных программ для этой категории. С этим направлением нужно работать, потому что у подростков, молодежи активно проходит деятельность по переосмыслению мира. И если в этот момент их окружить украинским контентом, то они, даже имея русскоязычные семьи, могут перейти на украинский. В том числе на волне сепарации от родителей, протесте. А если им этого не дать, не за что будет зацепиться и украиноязычными они могут не стать, или на это понадобится больше времени.

– В проекте "Лингвоцид" как раз соединились язык и история – вы показали, как в разные периоды украинский язык уничтожали и к чему это приводило. Что вас натолкнуло на такую идею? И как удалось реализовать?

– Идея родилась в середине лета, но я не думала, что мы ее так стремительно реализуем. В этом помог грант, который мы выиграли в нашей общественной организации "Валентность. Переосмысление". Все это происходило в рамках акселератора (модель поддержки стартапов. – Авт.) Mediengeist – это одно из мероприятий Министерства иностранных дел Германии. Поддержку оказывал Goethe-Institut в Украине и журнал "Куншт".

На самом деле, я создала то, чего мне не хватало в свое время. Когда я уже перешла на украинский, а некоторые мои друзья – нет, постоянно себя держала в руках, чтобы не соскочить на русский. У меня было понимание, что я таким образом восстанавливаю историческую справедливость, но не было фактажа это доказать. Таким образом, "Лингвоцид" для меня – возможность дать людям, которые сейчас совершают переход, аргументацию, почему это правильно. Дать ощущение, что их усилия не будут напрасны. Если что-то, в данном случае русификация, делалось искусственно, это можно изменить последовательно и осознанно.

А исторический контекст я добавила для лучшего понимания наших отношений с россией. Что это проблема не только настоящего, это долговременная история, нам нужно учитывать ее на будущее. Мы не должны прибегать к зеркальным практикам – то, что вы делали, мы теперь сделаем вам, но мы должны учитывать, как действовала эта историческая логика в отношениях. Потому что россиян больше всего раздражает эта инаковость, отдельность украинцев. И язык — один из способов ее подпитывать.

С другой стороны, это позволяет нам быть собой, не быть вторичными. Когда мы говорим по-русски, потребляем российский контент и находимся в их информационном поле, мы никогда не создадим чего-то уникального. Мы всегда будем подражать тому, что уже есть. А на украинском языке мы сможем создавать что-то такое, чего нигде не было. И это сейчас очень отчетливо заметно. На любопытстве к Украине в мире начали открывать наших художников, музыкантов и действительно видят такую уникальность, которую дает культурная принадлежность.

– А вы, кстати, российский контент давно перестали потреблять?

– Российские фильмы очень давно. Книги еще некоторое время были, потому что меня интересуют специфические темы, и не было соответствующих украинских изданий. Сейчас я очень редко смотрю отдельных российских интеллектуалов. Мне интересно, как они проживают то, что с ними происходит, справляются со своей картинкой мира. Это скорее такое подглядывание, а не источник информации.

- Вернемся к "Лингвоциду" — в его основе якобы общедоступная информация, но ею наверняка мало кто интересовался. Какие источники использовали для создания текстов?

– Вы правильно заметили, что это открытая информация. В Интернете "ходит" достаточно много подборок о том, как уничтожался украинский язык. Но мне было важно проверить факты на достоверность. Ведь существуют как фейки, которые россия запускала об украинском языке, так и определенные собственные мифы или неточности. К примеру, расстрел кобзарей в 30-м году под Харьковом. Да, преследования кобзарей были, но именно такого события – не было, просто народ определенным образом метафоризировал происходящее.

Поэтому в работе над текстами я обращалась к специалистам, в частности, мне очень помогли Орыся Демская – преподаватель Киево-Могилянской академии. Также консультантом был Михаил Назаренко из Киевского национального университета имени Шевченко. Сначала они советовали материалы, которые нужно использовать, а затем просматривали готовые тексты на корректность изложения.

"На русский в приложении особенно болезненно реагируют те, кто как раз поменял язык общения"

– Формат мемориала, в котором объединены офлайн-объекты (таблички) с онлайн-продуктом (приложением), сознательно выбран?

- Да, потому что это как в учебе, где я люблю сочетать разные органы чувств. Потому что для этого используют аудио- и визуальный контент – демонстрируют презентацию и что-то рассказывают, или говорят прочитать что-то в учебнике и потом это обсуждаются. Но если добавить движение, какое-то мастерство, телесную игру, то материал всегда гораздо лучше запоминается. Поэтому мне очень хотелось все это объединить в "Лингвоциде". Я уверена, если люди будут гулять по городу и слушать информацию из приложения, она точно отложится у них в голове.

В то же время мне не хотелось делать локальный проект. Многие уехали из города или просто живут не в Киеве, но им так же интересно было бы узнать о русификации, поэтому и задумали создать что-то такое, что будет достижимо из любого уголка мира. Сейчас я отслеживаю, из каких стран заходят на страницу "Лингвоцида" загружать приложение, там реально не только Европа, там и Америка.

- Сколько получилось табличек и где их искать?

- Табличек 38 – это такое необходимо достаточное количество, чтобы составить общую картину ситуации с русификацией. Они установлены частично на остановках, потому что пока человек ждет транспорт, как раз есть время погрузиться в исследование. Частично – на столбиках в зеленых зонах. И кстати, с "Киевпасстрансом" и "Киевзеленстроем", ответственными за эти объекты, было проще всего работать. Самым проблемным оказалось разместить таблички на школах, ведь существует несколько запретов, касающихся именно системы образования. Мы подумали, что родители, которые ведут детей на учебу, видели бы эту информацию и понимали, что были времена, когда было сложно отдать ребенка в украинскую школу. Но администрации, наверное, не хотели, чтобы их заведение ассоциировалось с русификацией.

Территориально это район от Золотых ворот до метро "Театральная", улицы вокруг парка имени Шевченко, Крещатик и Подол. Сейчас на этапе доработки примеры маршрутов между "точками". Но мне хочется, чтобы люди импровизировали. К примеру, если учителя ведут учеников на экскурсию, то они прокладывают путь между табличками в зависимости от того, о чем намерены рассказать.

- Вы получаете фидбек? Возможно, есть и негативные комментарии, например, из-за наличия русского языка в приложении?

– Угадали. На самом деле, это единственный мой проект, в котором есть русский язык. И мы были готовы к такой реакции. Особенно болезненно реагируют как раз те, кто менял язык общения. И это мне напомнило бабушек, которые говорят: "Что вы детей в памперсы одеваете, вот мы без них вас вырастили!" Это как обида за то, что вы пережили этот опыт тяжело, а кому-то он дается легче. Но и от украиноязычных получаем негативные или противоречивые комментарии типа: "Я так и не понял, зачем русский язык в приложении о лингвоциде, но сам он классный, вот вам 5 звездочек".

Я опросила много людей в разных жизненных обстоятельствах с разным отношением к языку. И я поняла: делать вид, будто у нас в Украине нет людей русскоязычных, неправильно. И предполагать, что они понимают украинский язык, но притворяются, что нет, тоже немного наивно. Объективно существуют люди, как правило, старшего поколения, которые не выучили украинский язык, они могут уловить суть, но не очень точно. Мне хотелось, чтобы о русификации смогли почитать/послушать и такие люди. Возможно, они сделают конструктивные выводы и хотя бы для детей создадут условия, чтобы те изучили государственный язык.

- Если говорить о фактах, которые вас больше всего поразили, то это какие?

- Когда я писала о "Расстрелянном Возрождении", вспоминала о том, как работали так называемые "тройки НКВД". Дела рассматривались очень быстро, иногда приговоры о расстреле выносили заочно. И эта неценность человеческой жизни меня не перестает удивлять.

Есть еще очень вдохновляющие факты. К примеру, история о том, что на фоне преград для развития украинской терминологии в научной сфере издательству "Украинская Советская энциклопедия" удалось совместно с Институтом кибернетики выпустить первую в мире кибернетическую энциклопедию на украинском языке!

Но, пожалуй, самое большое мое впечатление в работе над проектом: при очень плотном действии запретов, попытке подавить любое украинское проявление все-таки язык не угас! Мы знаем, например, опыт ирландского языка, почти полностью исчезнувшего. И украинский, который был почти в таких же условиях ограничений, смог выжить и сейчас очень стремительно развивается. Эта жизнестойкость украинского языка меня поразила больше всего.

Приложение "Лингвоцид" (Linguicide) об истории запретов украинского языка уже доступно на App Store и Google Play.