"Таких людей, как Геннадий, я больше не знаю": 40 дней назад не стало водителя, отправлявшего домой погибших бойцов

Автор: Ирина Левченко
Дата публикации: 19 декабря 2021, 18:30

Автор: 1028

Люди, выполняющие эту гуманитарную миссию, находятся одновременно на передовой, в тылу и максимально близко к смерти

Прошло 40 дней, как не стало Геннадия Писаренко. Среди почти трех тысяч гибелей защитников юго-восточных рубежей Украины, не трагический уход военнослужащего, выполнявшего доставку тел погибших на их малую родину для погребения, мог бы остаться незамеченным — если бы Геннадий Писаренко скончался после завершения очередного рейса. А могла случиться еще одна беда, если б сердце младшего сержанта поисковой группы "Эвакуация 200" Гражданско-военного сотрудничества Вооруженных Сил Украины остановилось, когда он находился за рулем, и неуправляемая машина врезалась в иной транспорт. Но запомнился и потряс именно потому, что, почувствовав себя плохо, "Писарь" успел припарковать автомобиль с телом павшего от рук российских оккупантов Виталия Павлысько на заправке WOG в Пирятине, после чего вышел из кабины, упал и умер.

Всех, кто знал его, такая смерть шокировала: мужчине было всего 52 года. Его Фейсбук-страничка превратилась в траурную ленту, в каждом комментарии – боль и горечь утраты.

Анатолий Пилипенко: "Я в шоке! Я знал его как казака, как Человека, как собрата, как личность! Мы мало общались, но я всегда знал, что он есть. Он исполнял свой долг, который избрал себе сам, взвалил на себя бремя братства до конца! Вечная память тебе, побратим! Вечная память тебе, казак!".

Дмитрий Дёмшин: "Я всегда восхищался им, человеком с железными нервами. То, что делал он, было нереально. "Эвакуация 200" — это работа, которой мне не получить никогда, потому что к ней я просто непригоден. Общаться с родителями ушедших ребят для меня хуже смерти, встречая их, у меня всегда возникает комплекс вины… Я думал, что он железный, но я ошибался… Все это он хранил в себе и его сердце не выдержало. Умер он тихо, как всегда заботясь об окружающих его людях, поняв, что ему п**да, он аккуратно припарковался и ушел…".

Юрий Скребец: "Да, Гена очень изменился за последние полтора года. Раньше при встрече или по телефону шутил, а в последний раз, где-то месяц назад, сказал: "Романович, что-то сердце сдает… Если бы вы знали, как трудно видеть ту "встречу" родителей с ребенком…" Посоветовал ему обратиться к врачу, ответил — некогда. Светлая память тебе, Генчик… Казак… Воин…".

Таня Колищинская: "Гена столько лет возил в последнюю дорогу домой воинов, пропускал через себя всю боль семей… Когда-то спрашивала у него — как выдерживаешь??? Таки сердце не выдержало. Больно… Умер замечательный человек, которого знаю множество лет. Да, в 1993-м дружили семьями. С началом войны встретились в новом для нас качестве. Эвакуация 200 — это невероятное бремя…".

Друзья Геннадия Писаренко поделились с "Телеграфом" воспоминаниями о нем.

"Посчастливилось, что встретились накануне"

"Мы были знакомы всего несколько дней, — признается документалист Дмитрий Глухенький. — Однажды мои друзья-волонтеры попросили снять материал о возвращении домой тела павшего героя. Попав в компанию людей, занимающихся таким делом, я некоторое время не знал, как себя вести. Узнав, что Гена из Днепра, я спросил, не знает ли он тамошних казаков (единственные на тот момент мои друзья из Днепра), Гена молча достал из кармана свое удостоверение казака Новокодацкой паланки. Поразила стойкость Гены в общении с родными павших. Он был, как гранитная скала, уверенный голос, сдержанное, но искреннее сочувствие. Узнав о его смерти, я нашел видео короткого интервью, которое мне тогда удалось записать (он не любил говорить на камеру)…" и разослал его друзьям.

Писаренко рассказывает, как пришел в проект "Эвакуация 200"

Военный священник, капеллан Дмитрий Поворотный рассказывает, что с Геной он познакомился еще в детстве, в днепропетровской школе №72. Геннадий был года на 2-3 старше, и запомнился тем, что очень по-доброму относился к более младшим ребятам. "Мои воспоминания о нем тогдашнем – как о хлопце со стержнем, справедливом, не хулиганистом. Он создавал вокруг себя конструктивную деловую атмосферу, организовывал какие-то игры, "движухи", говоря современным языком. Обычно ж старшеклассники малышню "кошмарят", а он нас защищал, выступал таким арбитром в спорных ситуациях".

Некоторое время школьные приятели не виделись, Дмитрий знал, что Писаренко воевал в составе Ограниченного контингента советских войск в Афганистане. Вновь их свела судьба, когда в стране уже шла война на российско-украинском фронте. "Увиделись в 2015-м году на Покров – мы отмечали людей церковными наградами и там как раз был Гена. Он уже тогда занимался доставкой погибших — сначала на волонтерских началах, а потом в составе Гуманитарной миссии министерства обороны Украины "Эвакуация 200". С тех пор мы и просто так общались, и по общим делам – если вдруг погребение какое предстояло, он иногда советовался по деталям. Я часто приезжал в их подразделение со своими мероприятиями — и как капеллан, и с инициативной группой с концертами "Нас не сломать" из Днепра – их поддерживать".

По словам священника, его товарищ был очень ответственным, какой бы формальной эта характеристика не казалась. "Он пережил ту войну – в Афганистане, видя ее еще молодым парнем, и был большим патриотом Украины. Но так как не мог защищать ее с оружием в руках по состоянию здоровья (у него не было нескольких пальцев на руке), то взялся таким образом послужить стране… Понимал, насколько важна эта миссия – проводить погибших бойцов домой".

Капеллан подчеркивает, что они не только доставляли тела воинов домой, но также проводили поиск погибших и эксгумацию тел. "Это очень сложная работа, с которой не каждый герой войны может справиться. Но Гена был всегда спокойным, всегда на позитиве, я никогда не видел, чтобы он нервничал или психовал, оскорблял кого-нибудь. Он был опорой и поддержкой для всех, понимал, что и эта миссия, и то, что он делает – важны, что бы там не было: "кроме меня – кто сделает? Если я это делаю, то я должен это делать."

Так сложилось, что товарищам удалось ненадолго увидеться 8 ноября — перед самим печальным событием — на вокзале в Константиновке. Отец Дмитрий ждал там офицера, с которым предстояло ехать по подразделениям, а Геннадий ехал в Константиновку, его встречали хлопцы из "Эвакуации 200". "Мы перекинулись с ним парой-тройкой предложений – оба торопились. Он еще на следующее утро мне позвонил, консультировался, какой крест брать и другие атрибуты на похороны бойца… А около полуночи я узнал, что Гена умер. И я считаю Божьим даром то, что встретился с ним напоследок".

Шеврон – как напоминание о цене независимости

Надежда Таршин раньше работала инженером-строителем, сейчас на пенсии. А еще она – поэтесса, майдановец и волонтер, создавшая и возглавляющая в Днепре общественную организацию "Патриотическое объединение "Орияна". На базу проекта "Эвакуация 200" в шахтерский городок Горняк она однажды попала в компании других волонтеров, когда они возвращались после развоза "подарков" в различные подразделения (Красногоровку, Марьинку, Авдеевку). Тогда и познакомилась с Геннадием Писаренко.

"Чем он поразил? Мужчина – украинец, дуб! У него такие глаза были необычные, очень добрые. Пообщаться почти не успели, я там еще свое стихотворение про Украину прочитала "Віками над нею знущаються…", и мы у них также разгрузились. А Гена перед нашим отъездом говорит: "Ну чем я вас могу отблагодарить?" и вручил нам с Лёшей Плиской два шеврона своего подразделения. Мы сели с Лёшей в машину, молча ехали, а потом он спрашивает: "Что мы с ними будем делать, Павловна?" - говорю: "Нужно будет на них смотреть чаще, чтобы не забывали, какой ценой достается независимость". Я еще тогда подумала: "Вот бы такой шеврон лежал у каждого нашего "кормчего", и у всех депутатов, чтобы они по нему сверяли свои деяния!".

А затем были другие встречи и больше доверительного общения. Геннадий рассказал Надежде Павловне несколько разных историй, как везут погибших воинов, куда приезжают, как это тяжело. Одна из них надолго врезалась в память, потому что оказалась эмоционально тяжелой для самого Писаренко. "Погиб один воин-сирота. В его документах нашли данные о самых близких родственниках, связались с ними и повезли в один из населенных пунктов на Западной Украине. Привозят этого хлопца и первое, о чем спрашивает родня погибшего, сохранились ли его телефон и банковская карточка. "Меня это так поразило, потому что мы ж в морге принимаем все по описи и так же передаем родственникам". "Да, конечно, — говорит, — есть и телефон, и карточка", передал их и вещи. Родственники зашли в дом, а потом и говорят: "А можно его не заносить в дом?". Гена говорит: "У меня и дыхание перехватило от такой просьбы". Я подумал, ответил: "Ну конечно, можно, почему ж нельзя". А спустя минуту они вышли и говорят: "Вы можете зайти в дом и переночевать". Гена отвечает: "Да нет, мне тут, возле него, будет комфортнее". Я тогда смотрела на его искалеченную руку, смотрела на этого человека и сказала: "Я низко вам кланяюсь, Гена, за то, что наших хлопцев везет домой в последний путь не абы кто, а такой патриот, как вы, у которого, действительно, Украина в сердце, и для которого гибель каждого воина проходит через сердце".

Надежда Таршин очень обрадовалась, когда проекту "Эвакуация 200" вручили награду "Народный Герой Украины", потому что они заслужили это звание.

"Когда ждешь тело, которое не отдают – очень тяжело"

"Я Гену знаю хорошо, в ходе войны он привозил к нам в Никополь четверых наших погибших ребят, — вспоминает бывший старший сержант 2-го танкового батальона 17-й танковой бригады Иван Сазонов. – Как-то пришлось его машину ремонтировать, тогда и пообщались подольше. Знаю его как сдержанного, мужественного воина. Я бы его работу делать не смог – говорю, как есть. Этот человек столько пропустил через свое сердце, что оно не выдержало. У меня был подобный опыт, поэтому отдаю должное Писарю – это тяжелейший труд!

Сазонов приводит в пример один из сложных эпизодов службы Писаренко, когда погиб никопольчанин из 43-го батальона и его тело 5 дней не отдавали в Зайцево. "Гена мне говорил: "Я иловайских ребят возил, других погибших, но там приезжаешь, забираешь тело и поехал. А вот когда ты ждешь тело, которое не отдают – это очень тяжело". Я близко воспринимаю его смерть, потому что понимаю, какая это физически-моральная нагрузка на человека за все это время, хотя сам по себе Гена был крепким, здоровым человеком".

Два казака – отец и сын Писаренко — были неразделимы

"Я знаю Геннадия по нашей казацкой организации Кодацкая паланка Войска Запорожского Низового, — вспоминает бывший бунчужный Штаба самообороны майдана в Днепропетровской области Олег Черненко. — В январе 2014 вместе были на Большом казацком круге, где поддержали образование 4 сотни и Казацкого редута. Там было принято решение, что если казак не участвует в Майдане, то он не может называться казаком".

26 января случился "штурм" Днепропетровской областной администрации. По словам Черненко, Геннадий вместе с другими казаками обеспечили безопасный уход с места событий одному из организаторов — Андрею Денисенко, который вел переговоры с властью, поэтому его не арестовали. "После победы Майдана мы в Днепре создали Общественное формирование самообороны майдана и участвовали в учреждении ныне действующего Штаба национальной защиты. Геннадий как "афганец" координировал действия Самообороны с патриотически настроенной частью ветеранов войны в Афганистане. 9 марта вместе с ветеранами афганской войны мы сделали невозможным планируемый захват "титушками", затем вместе с Правым сектором добились ареста начальника охраны Царева с помощниками и это сделало невозможным выступление 200 вооруженных "зеленых человечков", ожидавших команды и так не осмелившихся выступить".

Олег Черненко также рассказал, что в 2014 году Писаренко ездил с добровольцами на Чонгар защищать перешеек от угрозы наступления россиян, и на пару с сыном участвовал в патрулировании вместе с милицией.

Алексей Сокол познакомился с Писаренко задолго до войны, в так называемые "нулевые годы" в патриотическом движении "Сичеславщина". "Я пришел в Войско Запорожское низовое, когда он там уже был. Он старше меня, и я его всегда воспринимал как старшего товарища, как старшего брата, более опытного человека и он на самом деле таким и был. Это был человек открытой души, настоящий и искренний. Знаете, в жизни встречаются такие люди, с которыми легко, какие б ни были обстоятельства".

По словам Алексея, с Геннадием всегда было комфортно, его уважали единомышленники, побратимы, друзья. "Называл он себя Гена Трипал – так и говорил, потому что из-за травмы у него отсутствовали два пальца на правой руке. Но, смотрите, это настоящее казацкое отношение к себе и жизни – такая определенная философия, присущая именно украинцам, когда мы определенные изъяны превращаем в юмор".

Мужчина отмечает, что Писаренко сам над собою шутил, чтобы побратимы и друзья не относились к нему со снисхождением. Он делал все то, что делали и другие люди со всеми пальцами на руках. "И ты никогда бы не обратил на это внимания, если бы не здоровался с ним за руку. Но это не было изъяном, он и сам не комплексовал по этому поводу, и других не вынуждал смущаться". Такое его поведение помогло адаптироваться и самому Алексею, получившему ранение на войне и из-за этого — некоторые ограничения в движении.

До войны они встречались на различных массовых мероприятиях патриотического направления. Алексей Сокол рассказывает, что его товарищ выполнил и еще один гражданский долг: "Я очень хорошо помню, как у нас неразделимы были отец и сын Писаренко. Геннадий вырастил очень патриотичного сына Славу, и их так и называли Писарь-1 (старший) и Писарь-2. Отец более умеренный, сын — молодой казак, который рвется в бой, но они друг друга понимали без слов. Оба были яркими представителями Старосамарской паланки Сичеславского осередка Войска Запорожского низового — самодостаточной единицей, парой, и могли двигаться, даже не нуждаясь в поддержке других".