Изменение бизнес-климата, частное образование и возвращение беженцев: Тимофей Милованов рассказал, каким видит будущее Украины

О завершении войны в Украине пока говорить не приходится, однако правительство уже работает над стратегией будущего восстановления государства. Создание комфортного бизнес-климата, повышение привлекательности нашей страны в глазах иностранных инвесторов и возвращение уехавших в ЕС в поисках лучших условий труда сограждан — приоритетные направления восстановления экономики.

Экс-министр развития экономики, торговли и сельского хозяйства Тимофей Милованов рассказал в интервью "Телеграфу" свое видение послевоенного обновления Украины, уделив особое внимание роли образования и современных технологий в наращивании экономического потенциала и повышении качества жизни украинцев.

— По результатам международной конференции по восстановлению Украины, которая недавно проходила в Лондоне, состоялась интересная дискуссия по поводу приоритетных сфер для послевоенного развития. В ходе обсуждения спикеры акцентировали внимание на разных направлениях: премьер Денис Шмигаль и заместитель председателя ОП Ростислав Шурма делали ставку на энергетику, вице-премьер Юлия Свириденко говорила об ВПК, а министр цифровой трансформации – о сфере IT. Какие направления развития лично вы считаете приоритетными для нашей страны?

— Я не согласен, что звучали разные месседжи. Есть общая стратегия, согласованная президентом. В частности, в речи Владимира Зеленского на конференции в Лондоне было освещено три вопроса. Первый блок был общим – о поддержке, второй касался экономики, третий – защиты.

Защита и ВПК – понятное направление. Логистика и инфраструктура в широком смысле — от дорог до энергетики — это то, что будет обеспечивать развитие экономики. Конечно, важную роль будет играть и хай-тек, то есть IT в более широком смысле, так называемые креативные отрасли.

Что касается энергетики, в Евросоюзе есть общее направление "зеленой" энергетической трансформации, поэтому на нас это наложит ограниченные возможности. К примеру, "не-зеленый" металл, произведенный из "не-зеленой" энергетики, покупать не будут.

В то же время, в Украине есть возможности для добычи водорода. Другое дело, что с транспортировкой могут возникать технические сложности. Есть мнение, что использование газотранспортной системы возможно при условии, что водород будет смешанный с газом, а для газа нужна россия или кто-то другой.

Да, сейчас есть определенный фокус на манифестировании, но мы еще не знаем, с чем останемся после войны. Посетив Харьков или Днепр, вы увидите, что россия систематически уничтожает нашу индустриальную способность. Что из этого можно будет восстановить, а что придется создавать заново – открытый вопрос. Во всяком случае, эта отрасль будет одной из приоритетных, ведь у нас есть сильные производственные кластеры на востоке.

То, что освещали разные аспекты во время обсуждения, связано с личными взглядами, предпочтениями и амбициозностью каждого из спикеров. Кроме того, кто-то из министров больше говорил о структурных реформах, а кто-то о конкретных проектах, которые мы привыкли обсуждать в Украине. Однако в Лондоне очень чувствовалось, что от нас ждали большего. Там хотят ясно понимать, что мы будем делать с бизнес-климатом.

— В чем главная проблема бизнес-климата в Украине?

— Заходя в Украину инвестор хочет от правительства не гарантий решения проблем через суды, меморандумы и международные соглашения, а гарантий того, что проблем в принципе не возникнет. Он не хочет терять время, вникать в эти тонкости, преодолевать препятствия, он хочет, чтобы инвестиции были простыми.

Чтобы человек в США, который хочет инвестировать в Украину 10 миллионов долларов, мог это сделать, он не должен ехать в Киев, Львов или Харьков и на месте разбираться в том, как это здесь работает. Ему должно быть достаточно прочесть три репорта и выбрать наиболее привлекательный проект. Причем, сделать это из своего деска на Волстрите, без всяких барьеров.

Чтобы кто-то сделал инвестицию в один миллиард долларов, нужно, чтобы из Украины был СЕО (англ. — chief executive officer, главный исполнительный директор. — Ред .), способный провести переговоры, соответствующие уровню этих инвестиций. Конечно, с министром можно договориться, но воплощать эти договоренности будет СЕО. Инвесторы хотят увидеть в Украине специалистов, говорящих на понятном им языке. Есть ли у нас кандидатуры на эту должность? Их должны быть тысячи, чтобы не получилось так, что деньги есть, а внедрять их некому.

Кроме того, есть практические проблемы, как-то зарплатные сетки и внутренние конфликты на этой основе. С одной стороны, есть зарплатные сетки, а с другой — мы растем, поэтому нужно нанимать новых высококвалифицированных специалистов. Таких людей на рынке ограничено количество, поэтому они требуют другого уровня зарплат. Остальные в компании ощущают несправедливость, возникает напряжение. Для решения этой проблемы нам нужны очень профессиональные HR, способные обрести баланс и не разрушить компанию при стремительном росте. Опять же представьте, сколько нам нужно таких команд, если мы будем отстраиваться на 100 миллиардов долларов в год.

— Финансирование для роста может привлекаться из конфискованного российского имущества?

— Деньги, конфискованные в россии, были бы хорошим источником. Однако следует понимать, что эти несколько сотен миллиардов даже не заморожены, а лишь обездвижены. До конфискации вообще дело еще не дошло. Если бы они были конфискованы и переданы Украине в какой-то форме, это стало бы хорошей основой. Когда бизнесмены со всего мира увидят, что у Украины 100, 200, 300 миллиардов для восстановления и развития, они будут понимать, что будут государственные гарантии, страхование, нормальный бизнес-климат. Для всего мира это станет сигналом о том, что нужно заходить со своими инвестициями.

Три аспекта: конфискация российских активов, международная поддержка (через финансовые организации и направления через государства), частные инвестиции. Это важнейшие составляющие успешного восстановления.

— На днях Владимир Зеленский встретился с бизнесом. Предприниматели жаловались на рейдерство и помехи со стороны государства. Это является причиной второй волны миграции бизнеса после полномасштабного вторжения рф. Теперь выезжают не из-за страха перед войной, а сознательно, из-за вставления палок в колеса. Есть ли у государства реальные механизмы реагирования на такие вызовы и налаживание бизнес-климата?

— Запрос на это будет расти в ходе возвращения ветеранов войны. Часть из них будет пытаться интегрироваться в бизнес, будет больше ветеранских бизнес-союзов.

Почему я говорю именно о ветеранах? Во-первых, их очень много. Во-вторых, тысячи людей, которые являются профессионалами своего дела, ушли в армию, но они будут возвращаться в бизнес и иметь моральную власть, ведь общество им доверяет.

Когда обычный бизнесмен озвучивает власти проблемы, с которыми он сталкивается, это рассматривается как диалог. Если же ветеран договаривается с побратимом или тем, кто передавал на фронт дроны и оружие, об инвестировании миллиона долларов, чтобы открыть ферму на Закарпатье, и сталкивается с рейдерством или невозможностью элементарно провести воду и электричество на этот объект, такая ситуация будет вызвать резонанс в обществе.

У нас есть время до окончания войны в активной форме. Конечно, опасность со стороны россии будет оставаться еще долго, но с точки зрения бизнеса, военные риски в какой-то момент существенно уменьшатся. Именно тогда будут прописаны условия, обеспечивающие стабильность и побуждающие ветеранов идти в бизнес. До этого момента необходимо создать нормальный климат, чтобы у предпринимателей не возникало проблем с налоговой, судами, недобросовестной конкуренцией. В противном случае мы получим очень сильное политическое давление внутри страны со стороны общества.

— Во время презентации Украинской доктрины Владимир Зеленский сделал достаточно амбициозное заявление о курсе ВВП для Украины в триллион долларов. Насколько реалистичны такие планы, на ваш взгляд, и сколько времени для их реализации нам может понадобиться?

- К этой цифре и в Украине, и в Европе относятся относительно спокойно. Потому что он касается номинального ВВП, а не реального. За счет значительной инфляции во всем мире номинальный ВВП очень вырастет за следующую декаду. Если у нас ВВП будет номинально расти на 20-30% в год, за 10 лет из 200 миллиардов можно вырасти до 1 трлн 200, а за семь-восемь — примерно до 800-900. То есть это амбициозный, но вполне жизнеспособный план.

В то же время, когда речь идет о планах объемов добычи электроэнергии, действительно возникают вопросы. Потому что там задекларирован значительный рост — задекларированные цифры приближены к потреблению Франции или Германии. На эту цель реакция действительно очень поляризована: кто ставится крайне негативно, называя такие планы фантазиями, а кто воспринимает их как амбициозную цель, отмечая, что потенциально это возможно, ведь у нас большая страна и есть инфраструктура.

— Стремительное восстановление и экономическое развитие государства невозможно без кадров. Украина потеряла миллионы людей еще во время введения безвизового режима с ЕС, но тогда, как правило, уезжали не квалифицированные специалисты. С начала войны в Европу уехали сотни тысяч высококвалифицированных кадров, уже успевших найти там работу. Как, по-вашему, есть ли у нас шанс вернуть их на Родину, какие механизмы для этого могут использоваться?

К примеру, Владимир Зеленский назвал одним из таких инструментов повышение уровня оплаты труда по формуле "соседи в Евросоюзе плюс 30%". Насколько это реально?

— Я согласен с тезисом президента о повышении уровня жизни. Чтобы люди возвращались, он должен быть высоким.

С одной стороны, многие наши граждане, которые сейчас вынужденно находятся в Европе, за это время поняли, что в Украине они не так уж плохо жили. Особенно, если речь идет о жителях Киева, Одессы, Харькова, где уровень жизни вполне европейский. Я часто слышал такие отзывы.

В то же время нам следует привести в страну капитал. Если у нас труд дороже, чем в Европе, а рисков больше, капиталу будет невыгодно сюда заходить.

Кроме того, вопрос возвращения людей не решается по инерционному сценарию (который, по данным Киевской школы экономики, обещает вместо 17 млн. граждан 11 млн.), для этого необходима миграционная политика, которая будет касаться диаспоры. К примеру, поднимет больной вопрос количества украинцев, которые до сих пор проживают в россии по собственному желанию. А это между прочим миллионы наших граждан.

Миграционная политика должна ответить на вопрос, как быть с людьми, которые прожили последние 10-20 лет в россии, или жили в оккупации не два месяца, а девять лет, и не хотят "возвращаться" или переезжать в Украину. Это не столько экономический, сколько демографический, политический и человеческий вопрос.

Также мы должны решить, кого еще мы привлекаем к послевоенному восстановлению государства. Можно ли людям из Казахстана к нам эмигрировать? Можно ли людям из Азии? А что мы им предлагаем? А из Европы, если кто-нибудь захочет приехать? А с белоруссией, что делаем? А с россией? На это нам надо дать четкие ответы.

— По-вашему, для кого стоит открыть дверь? Эксперты рынка труда отмечают, что по завершении войны именно россияне и белорусы могут стать основной массой мигрантов в Украину из-за территориальной близости и условного отсутствия ментальных разногласий.

— Относительно россиян это не будет чем-то принципиально новым. Аналогичный опыт имеют и другие пережившие войны страны. То же самое касается и белорусов. Для решения этого вопроса должно быть сотрудничество между органами, в частности контрразведкой. Проводится тщательная проверка каждого на предмет завербованности, сотрудничества с оккупационными властями, мониторинг данных об этом человеке касаемо поддержки преступного режима во время войны. Только так можно предотвратить появление новых "Надь Савченко" и "Богуслаевых".

То есть, государство должно разработать механизм кадровой проверки, чтобы это выполнялось не по усмотрению работодателя, а в обязательном порядке и по четкому алгоритму.

- Как вы оцениваете уровень образования в Украине сегодня?

— Это еще одна причина невозвращения украинцев из-за границы. Большинство образования в Украине, к сожалению, слабое. А это очень важный аспект, ведь выбирая место для дальнейшей жизни, украинцы думают о будущем своих детей. Они уже видели образовательные институты — детские сады, школы и совсем другую образовательную культуру в Европе, конкурировать с этим Украине пока сложно.

Если в украинских школах будет буллинг, сексизм, эйджизм, расизм и куча других проблем, люди не будут возвращаться. И дело не в отсутствии патриотизма, а в сравнении условий для обучения их детям. Европейское образование позволяет легче интегрироваться в любую культуру.

Я верю в частное образование на высшем уровне, ведь оно может решить две проблемы. Первая – незнание в академической системе того, какие нужны знания, навыки и профессии, тогда как в бизнесе это понимают очень четко. Вторая – неумение этой системы структурировать.

Бизнес относится ко всему очень конкретно: если им нужно решить задачу, выполнить KPI, подготовить специалистов, они понимают, как это можно профинансировать, как организовать Project Manager и что они получат в результате. Это реализуется через корпоративные университеты или внутреннее профтехническое обучение. Да, они не смогут полностью подменить систему образования, но мы видим такие тенденции по всему миру.

Google развивает Google Academy, где создают курсы для людей, а после успешной учебы компания может предложить выпускникам работу. Государство может финансировать такие проекты, создавать фреймворки, модели и рамки, чтобы это работало на уровне школ и университетов.

Государственное образование в Украине требует полной реформы. Проблема сегодня не только с финансированием и ресурсами, но и ментальностью и наличием знаний. К примеру, сегодня в украинской школе нет курса по экономике. Страна, пытающаяся отстроиться, в которой есть два самых больших вопроса — усиление безопасности и восстановление экономики, не учит детей экономике и бизнесу. Мы не учим детей быть предпринимателями, понимать налоги, строить свой карьерный путь, создавать команду.

Эти навыки и компетенции зашиты в гражданские свободы, ведь экономика воспринимается как возможность человека требовать чего-либо от государства. Конечно, у нас будут проблемы.

— Если бы вы сейчас были абитуриентом и стояли перед выбором трех-пяти мест для подачи документов для поступления в вуз, какие варианты вы рассматривали бы?

- Только два. Украинский католический университет и Киевская школа экономики. Если там есть нужная вам специальность, больше я ничего не советую рассматривать. И дело не в том, что они частные, а в том, что они очень активные и живые. Другие университеты работают в дистанционном формате, имеют проблемы с культурой или потеряли часть преподавателей из-за выезда за границу.

Конечно есть еще Киево-Могилянская академия, КНУ им. Тараса Шевченко, Сумской и Ровенский университеты, но в целом по стране таких мест не больше десяти.

О возможностях искусственного интеллекта, пользе его для бизнеса и образования украинцев читайте в скором времени во второй части интервью "Телеграфу" с Тимофеем Миловановым, которая выйдет в понедельник, 10 июля, утром.