"Жизни в Мариуполе нет. Россияне все вывозят, как саранча": интервью с мэром города Вадимом Бойченко, ч. II

Мэр Мариуполя рассказал "Телеграфу" о возвращении людей из-за границы, миллионе от Metallica, звонке Макрона, философии финансирования и когда мамы с детьми смогут вернуться в освобожденный город

Боль, слезы и эмоции вокруг Мариуполя бушуют с самого начала полномасштабного российского вторжения. Об оккупации города много сказано и написано, еще больше трудных вещей мы узнаем, когда город будет освобожден.

"Телеграф" решил разобраться, что будет после деоккупации: кто и как планирует отстраивать Мариуполь.

Об экономическом возрождении города, вопросе возвращения в Мариуполь бизнеса и людей, отношениях с Ринатом Ахметовым и как понравиться иностранным инвесторам — во второй части интервью с мэром Мариуполя Вадимом Бойченко.

*Что будет с "Азовсталью" и Драмтеатром? Что такое четыре концепции восстановления города от архитекторов и когда родился украинский Мариуполь, читайте в первой части интервью.

О людях в городе и за границей

— Вы знаете, что сейчас происходит в Мариуполе?

– Там сейчас все остановилось. Если бы российские корреспонденты, снимая новостройку, упаси Бог, вернули камеры, картинка испугала бы всех.

Недавно женщина, выехавшая из города, но вынужденная была вернуться туда по семейным обстоятельствам, сказала, что возвращалась и плакала, потому что еще больше в сравнении почувствовала, что жизни в городе нет.

В самом городе сложно с доступом к медицине. Ничего не работает. "Скорая" не приезжает. Оккупанты только областную больницу восстановили, которую перед этим уничтожили. Но она работает только на военную составляющую. К примеру, позавчера туда привезли восемь автобусов раненых. Говорят, что все они странным образом уже превратились в "200-х". Но для гражданских больница не работает.

Россияне уже все разбирают и вывозят, как саранча. Они интерактивные доски из наших школ вывозили в донецкие как подарок от "Единой России". Включили эти доски, а там высвечивается по-украински приветствие, потому что ПО работает на украинском языке.

— Понятно, что оставшиеся в оккупации мариупольцы пока недоступны. Но у вас год идет дискуссия и работа. Вы привлекаете к обсуждениям находящихся за рубежом горожан?

– Планируем это делать в онлайн-формате. Правда, в этом месяце я вживую встречался с мариупольцами в Манчестере, и благодарен им, потому что некоторые приехали на встречу издалека. Мы хотим, чтобы они послушали наши идеи, высказали свои мысли, такой обмен ценен.

— У мариупольцев за границей очень контрастная картинка: ужасы оккупации и выжженный город — и безопасность Европы. Будут ли они готовы вернуться в Мариуполь?

– Мы с немцами и американцами проводили социологическое исследование. Он говорит, что это практически невозможно. Если мы вернем 20% тех, кто сегодня находится за границей, это будет очень хорошо. То есть, если из 120 тысяч человек вернется тысяч 20, это хороший результат. В исследовании говорилось о том, что осенью этого года дети пойдут в европейские школы — и все. Пока нам некуда будет возвращать людей, пока мы будем отстраивать город — дети будут расти и получать образование за границей. И врастут там корнями.

Средства от Макрона

— У вас сейчас уже есть проект восстановления и возрождения, есть визуальные концепции. Что еще?

— Мы провели предварительные переговоры с крупными международными аудиторскими компаниями уровня McKinsey, Ernst&Yang и крупным бизнесом для создания нового экономического видения. Нам важно иметь международную экспертизу и ответ бизнеса — например, "Метинвест" — они будут оставаться в Мариуполе или нет? На этом построена экономика города. Они говорят: а предложите, как вы это видите? Будет ли у нас необходимо количество работников, где мы будем обучать людей для новой металлургии? То есть они мне уже задают вопрос: что ты можешь как мэр нам дать с точки зрения условий работы. И это тоже вызов.

Все это потом упаковывается в мастер-план – новый генеральный план города и в стратегию условно – Mariupol Reborn 2040.

Кто-то говорит, что это не ко времени, но я общаюсь с коллегами из Херсона, и понимаю, что на планирование после деоккупации уже времени не будет.

— До вторжения вы приняли новую стратегию развития Мариуполя.

– Да, Мариуполь-2030 – город у моря с океаном возможностей. Работали над ней полтора года, утвердили за два месяца до вторжения. Теперь на это уйдет больше времени.

Мы многое сделали — построили площади, парки, у нас был новый транспорт. Всё это было. И еще будет. Но сейчас мы подошли к важному шагу — нам нужно, чтобы европейцы признали наши наработки. Нас уже поддерживает британское правительство, очень поддерживает Франция. Так же, как и с USAID, мы с ними давно сотрудничаем.

Сейчас, например, мы делаем с ними проект восстановления жилья для мариупольцев в Днепре. Они дали нам 7,5 млн. евро на проект. И уже построили первое небольшое общежитие на 35 семей. Мы заселили семьи с детьми, там проживает 55 детей.

Я сделал шоурум, чтобы показать, как хочу продолжить этот проект. Они увидели и предложили еще деньги, но я сказал: не нужно давать средства напрямую.

— Что им понравилось? Или переформулирую: как сделать понравившийся иностранным инвесторам проект?

— Они думали, мы что-нибудь побелим — покрасим, а мы предложили совершенно новую концепцию. В новом общежитии есть зона коворкинга, детская комната, работает логопед, воспитатель, детский психолог. То есть это тоже о возвращении к жизни. Там есть зоны для общения, большая кухня – все современное, все оборудованное.

Им, во-первых, понравился наш подход, но главное они увидели, для кого мы это делаем. Посол Франции был на открытии общежития. Первые ключи я отдал женщине с тремя детьми, муж которой погиб, защищая Мариуполь. Вторые ключи я отдал бабушке, которая самостоятельно воспитывает внучку, потому что родители девочки погибли в Мариуполе.

— Итак, ваша подстраховка от упреков по поводу росходования денег на строительство — это иностранные партнеры и то, что вы напрямую не получаете средства, какой-то новый механизм?

— Они не пришли бы, если бы не доверяли. Они пришли исключительно под мое имя, которое мы сформировали в течение лет совместной работы. Мы были первым городом в Украине, который получил прямое финансирование от правительства Франции на строительство завода по очистке воды – 64 миллиона евро. Эти средства выделил Эммануэль Макрон. Они все еще у города.

Когда Мариуполь оккупировали, президент Франции лично позвонил мне по вопросу: какая нам нужна помощь. Единственное, о чем я попросил – чтобы он нажал на путина, и тот дал приказ открыть город и дать людям уехать. Когда позвонили вторично, я сказал: не знаю, что нужно сейчас, вернусь к этому чуть позже.

Когда я встретился с Международной организацией по миграции (МОМ), спросил их: вы чем занимаетесь, ребята? Они: "Помощью беженцам. Мы бы хотели для них общежитие какое-то реконструировать". — "Так у меня для вас есть предложение". — "А у нас нет денег". — "Да я знаю, где взять".

Я пригласил МОМ и правительство Франции на онлайн-встречу, они пообщались. Через два месяца французы вернулись со средствами и предложили дать их нам напрямую.

Что предлагают инвесторам

— Почему отказались? Никто не отказывается от финансировани, тем более — в условиях войны.

— Я хочу не денег, а чтобы община получила 333 квартиры. Что меняется, если средства пойдут напрямую подрядчику, а не в мэрию города?

Французы говорят: "Давайте попробуем". У них не было такого опыта, но мы построили новую концепцию и подписали договор 27 апреля 2023 года.

Город сделал техническое задание, дизайн общежития и передал партнерам с просьбой, чтобы мы могли наблюдать за строительством, чтобы дизайн выдержался, технические требования и т.д.

МОМ объявила тендер, избрала девелоперов, получила средства от правительства Франции и начала эту реконструкцию. И в конце октября — начале ноября мы получим 333 одно- и двухкомнатных квартир.

— Кстати, а что мэрия собирается делать с домами, которые лепит россия в Мариуполе?

— Все уберем со временем. Это жилье не соответствует нашим ДБН, это некачественное строительство. Мы не можем вводить его в эксплуатацию, потому что кто возьмет на себя ответственность, если завтра дом рухнет? Я не хочу.

— Как определяете, кому дать жилье?

— Есть бальная система, которую мы утвердили на исполкоме горсовета. Баллы зависят от количества детей, есть инвалидность, погибли близкие, потеряно жилье и т.д. Их автоматически вычерашивают по количеству баллов.

— Здесь тоже большая территория для манипуляций и обвинений.

— Такого нет, потому что мы все это делаем официально, на заседание комиссии, под камеры — публично, а потом исполком только утверждает эти решения.

— Вокруг восстановления Бучи куча скандалов. А Мариуполь — гораздо больше города по территории и финансам.

— Опыт такого прямого финансирования понравился даже американцам. Они хотели приобщиться к строительству общежития. А что приобщаться, если мы все уже построили? "Ок, давайте мы будем платить для мариупольцев коммуналку". Вот пришли и платят.

— В чем их интерес?

— Думаю, что понравилась концепция. А еще, когда есть успех, все подтягиваются. Вот как с "ЯМариуполем". Я начинал его без денег. Это невозможно было, потому что казна ни областная, ни местная не работала. А нужно было что-то делать.

И ADRA, и Save the children, и World of Kitchen, когда увидели, для кого мы работаем, кто эти люди, какие у нас отзывы, начали приобщаться. И за год мы собрали 750 миллионов внешних инвестиций в поддержку центров "ЯМариуполь". Я сам был в шоке.

Например, группа Metallica (та самая) передала нам миллион долларов под "ЯМариуполь".

—На что их тратят?

— У нас есть отчет, там все расписано — когда и как начинали, что сделали, сколько денег привлекли, кто нас поддерживал, все наши партнеры, мэры поддержавших нас городов.

— Как реагируют на ваш проект мэры других городов? У нас есть разрушенный до основания Бахмут, мы не понимаем, в каком состоянии вернем Луганск и Донецк, не говоря о маленьких городах. Или уже обращаются за опытом проектирования?

— Бахмут, кстати, уже обратился, но их интересовало именно возрождение. Они хотели увидеть, услышать и почувствовать, что мы делаем, чтобы создать свой алгоритм. К нам подходили из луганской общины, подходил мэр Бучи. Мы полностью открыты к таким запросам.

— Вернусь к скандалу вокруг Бучи. Там у коллег возникли вопросы к подрядчикам. У вас крутой план, красивые проекты, профессиональные архитекторы. А кто будет строить?

— Смотрите, в Британии мне сказали: в Украине кругом коррупция. Я показал нашу систему взаимодействия с правительством Франции. Финансовый донор выбирает и контролирует подрядчиков. Средства платят им напрямую, меня устраивает, когда деньги будут двигаться так, чтобы я к ним не имел отношения.

К примеру, я построил стратегию и понимаю, что в 2024-2025 годах мне нужно построить 20 школ, 20 садиков и условно одну больницу. Я иду в Международный экспертный совет (см. рисунок ниже) и делаю презентацию проекта. Они говорят: ок, можем делать. Эта организация будет отвечать за финансовый контроль – прием денег и их расходование.

Совет по своим принципам прозрачности и открытости объявляет международный (!) тендер и выбирает подрядчика. Я от них получаю уже не ключи, как это было с общежитием, а школу, садик, больницу.

В Британии я встречался с правой рукой Риши Сунака — баронессой Мейер, отвечающей за взаимодействие британского бизнеса с Украиной. Они хотят участвовать в восстановлении Украины, но цивилизованно. Я показал нашу систему, она говорит: "Супер, нам нравится". Нравится, потому что они все контролируют. Я могу проконтролировать исключительно технические вопросы.

Вернется ли бизнес и люди?

— В вашем центре повсюду висят отсылки на помощь фонда Рината Ахметова — кабинет психолога при их поддержке и т.д. Ваш, наверное, "любимый" вопрос — какие у вас отношения с господином Ахметовым?

— Отношения бизнеса и города. Этот бизнес всегда был ответственен. Мы благодарны, что они остались с Мариуполем и ведут себя так же ответственно, потому что без них было бы тяжело. У нас концепция "ЯМариуполь" эволюционная. Поначалу были одни игроки, потом приходят другие. Бывает такое, что вовремя не доехали средства гигиены или продуктовые наборы. Он через свой фонд всегда помогает, подхватывает, пока мы найдем нового подрядчика или международного донора.

Нам важно, что они первыми поддержали концепцию Mariupol Reborn.

В июле 2022 у меня родилась эта идея, а в августе мы уже подписывали соглашение. Для меня это было очень важно. Ибо они были до этого 30% нашей экономики. Если в город не вернутся металлургические предприятия, нам будет очень тяжело отстроить экономику.

Конечно, мы привлечем международных инвесторов, но это будет не слишком быстро. Пока они придут, нужно восстановить составляющую безопасности, построить судебную систему, защитить бизнес, который будет заходить в город. А опираться мы сейчас можем только на бизнес, который уже есть в городе.

Хотя уже стоит вопрос, в городе останется одно их предприятие или два? Они находятся на том этапе, что готовы уйти из Мариуполя, купить завод в Словакии.

В центрах "ЯМариуполь" они взяли на себя определенные вопросы, в том числе — психологическую помощь, которую вы и видели. Наша концепция закрывает социальные, юридические, административные, психологические, медицинские вопросы. У нас в центрах работают психологи, врачи, детские комнаты. Это бесплатно.

Сеть насчитывает 22 центра в 16 крупнейших городах. Мы создали 375 рабочих мест, где мариупольцы трудятся для мариупольцев. Другие здесь работать действительно и не смогут.

Нашей главной целью изначально была социализация людей. Многие были в депрессивном состоянии после того, что они увидели и пережили. Их нужно было адаптировать. У нас были дети, которые перестали разговаривать, забивались в угол. И их понемногу – понемногу из тех уголков вытаскивали. Для этого нужны были психологи.

— А как взрослых вытаскивали в центры? Мне кажется, люди были настолько психологически сломаны, что какие там центры…

— Через концепцию мариупольцы для мариупольцев. Люди вытаскивали своих знакомых, те своих, и так далее через сарафанное радио. Я понимаю, о чем вы говорите. Моя мама, когда уехала из Мариуполя в Запорожье, почти две недели совсем не общалась. Она молчала, сидела и просто плакала.

Понятно, почему нам были важны психологи. Они уже отработали около 15 000 консультаций.

Смотрели дальше – что еще нужно добавляли. К примеру, открыли бытовые центры. Дети шли в университеты, им нужны были ноутбуки, у кого родились дети, нужны были детские вещи и т.д. Потом уже возник вопрос трудоустройства и обеспечения жильем, какие-то культурные, спортивные программы. И оно пошло.

Юристы консультируют по подаче документов на компенсацию за разрушенное жилье.

Гуманитарная составляющая сначала просто давала возможность выживать, сейчас это не главное направление, но все еще важно.

— Главный вопрос: через какое время после освобождения люди реально смогут вернуться в Мариуполь?

— Мы понимаем, что Мариуполь будет освобожден до конца года. Несколько месяцев нужно, чтобы проработать вопрос безопасности — они же все минируют. Затем нужно подготовить хотя бы по минимуму инфраструктуру. Давайте так: женщинам с детьми безопасно возвращаться в Мариуполь, к сожалению, где-то года через два.

Мы должны восстановить больницы, школы, детсады, водопроводы, энергетику и т.д. Возможно, будем делать это пошагово – микрорайон обезопасили, немного восстановили – можно сюда возвращать людей.

Мы начнем где-то с численности в 100 000 человек, потом будем доводить до 200-250 тысяч, а затем каждые два года прибавлять по 50 тысяч человек. Главное, что сегодня ждут люди, чтоб вернуться, — это безопасность, жилье и работа.