"русский язык в Украине потерял всякий смысл": Иван Семесюк о буме украинизации

Фронтмен группы "Пирятин", художник и писатель в интервью "Телеграфу" оценил языковой вопрос и вызовы для искусства

На фоне полномасштабной агрессии россии против Украины украинская культура, похоже, вместе со всем обществом тоже перестроилась на военные рельсы. Отечественные звезды массово создают патриотический контент, помогают военным, устраивают проукраинские флешмобы, активно воюя на культурном фронте и вдохновляя граждан на победы в противодействии российской агрессии.

О творчестве в условиях войны, вызовах для художников, украинском языке, русификации культуры и т.д. "Телеграф" поговорил с фронтменом группы "Пирятин", художником и писателем Иваном Семесюком.

Предлагаем вашему вниманию первую часть интервью с автором неофициального гимна украинских артиллеристов "Арта" и пророческой книги "Фаршрутка".

"Сейчас московиты мне не интересны"

— Многие читатели, литературные критики и т.д. отмечают, насколько пророческими оказались отдельные детали вашей книги "Фаршрутка". Что вдохновило вас на такие интересные образы и элементы, или это что-то из области метафизического?

- Да, "Фаршрутка" — это второй том цикла "Приключения павиана Томаса", а первый — "Эволюция или смерть". Пророчеств в них действительно хватает, порой жутких. Вдохновил на написание достаточно широкий жизненный опыт, требующий фиксации. Потому что кроме занятия разными искусствами, в свое время, пришлось поработать и на стройках, да и в деревне коровам хвосты вертел, и в богемных сообществах активно крутился, всякое разное видел, тонул в воде, лежал в реанимациях, ну и так далее. Поэтому накопились интересные, по-моему, впечатления.

Я понял, что мне вроде уже есть что сказать людям, и пора это как-то выразить. Но собственно писать начал только потому, что хотел, чтобы кто-то написал для меня именно такую книгу на украинском, в таком грубом, приключенческом ключе. Ничего подобного мне не попадалось, так что пришлось делать это собственноручно. Недавно понял, кстати, что не читаю современную украинскую литературу, вообще.

— Почему?

— Потому что украинские поэты, например, последние лет с 20 (я немного слежу за поэзией) преимущественно пишут о еб*е и кофе, да и прозаики тоже какие-то слишком рефлексивные, а мне хотелось — трэш, газ-квас-кирогаз. Но при том, чтобы это было без писюнов, сладострастия и всякого такого. И чтобы саспенс (инструмент драматургии для движения сюжета, — Авт.) был киношным. Чтобы это было мировоззренчески и с острым юмором одновременно. Поэтому начал писать сначала для себя, в стол, а потом издаваться. "Фаршрутка" оказалась действительно пророческой книгой.

Я достаточно долго изучал москалей методом художественной антропологии, сугубо как человеческую породу. Мне это было крайне интересно. В московии когда-то у меня были даже дальние родственники. Сложно в это поверить. Соответственно, весь свой опыт и знания о московии и ее кровавом взаимодействии с Украиной я вложил в "Фаршрутку", после чего потерял к ним всякий интерес. Сейчас московиты мне не интересны. Уже все о них поняли, сказали, осмыслили и зафиксировали.

— Нам стало известно, что вы сделали определенную паузу в рисовании, а как насчет литературного творчества?

— Сейчас у меня музыка на первом месте. Есть два музыкальных проекта, один из которых на паузе по определенным логистическим обстоятельствам — "Пирятин". Другой — сейчас в активной работе. Это группа Ukie’z. Сейчас как раз ожидается выход двух новых релизов. Потому музыка сейчас №1. Грубо говоря, искал методы, наиболее эффективные для творческой самореализации, и музыка все же оказалась лучшим из них. Потому что музыкой гораздо больше публики накрываешь, чем визуальными искусствами.

Ведь рисование это мастерская, это галерея, это определенное пространство, это зависимость от пространства. Вот, открылась выставка, пришли на открытие какие-то богемные алкоголики, выпили вина, по*издели. Ну и все, это весь контакт со зрителем. А в моем случае для того, чтобы сделать так называемую "художественную карьеру", пришлось бы общаться с неприятными мне людьми, просто чтобы войти в определенные сообщества, какие-то круги, выставочные площадки и т.д. Также существуют идеологические ограничения, есть разные группы искренне презирающих меня художников, и далеко не все локации для меня открыты. И, наконец, я вообще забил на рисование, как на профессиональный род деятельности. Скорее всего, временно, но забил.

Наверное, лет шесть назад сделал последний крупный проект "Сказки русского мира" — альбомные иллюстрации для соответствующей книги Антина Мухарского. Это были довольно большие полотна, 13 картин. И на том всё, вынес свой мольберт в гараж. Выбросил кисти, краски тоже нах*р полетели. Взял паузу, почувствовал, что на самом деле иссяк как художник. Главное вовремя останавливаться в этом деле.

"В Украине лет 20-25 назад произошло музыкальное преступление — балканизация сцены"

— Говоря о музыке, какую вы слушаете сейчас, что слушали раньше и что формировало вас как творческую музыкальную личность?

— Очень ценю ирландскую и шотландскую фольклорные традиции (вообще атлантическую музыку в широком смысле). Люблю и слушаю современный американский фолк, всяких малоизвестных штатских провинциальных музыкантов, это очень интересная сцена. Вот таким наверняка и вдохновляюсь. А так, в музыке есть фактически только один настоящий кумир. Это Шейн МакГован с его The Pogues – легенда фольк-панка 80-х. Сильный был чувак: недурной поэт, алкаш, героинщик, страшный скандалист. И удивительно, он до сих пор жив.

— Наверняка спохватился?

– Ну, ему зубы выбили на концерте. И раз, и два. Ирландцы даже сняли об этом отдельный фильм, именно о его многострадальных зубах. У него была с ними целая эпопея, как он вставлял их, целое зубное приключение. Лента называется, кажется, "Стена плача" (смеется). Ну, короче, такой мощный и классный мужик, действительно шикарный вокалист. Бытовой идиот, конечно. Это ясно. Слушаю такого плана музыку, и мне ее остро не хватает именно на украинской сцене. Да и таких персонажей тоже очень не хватает, все у нас какое-то слишком правильное, компромиссное.

На мой взгляд, в Украине лет 20-25 назад произошло музыкальное преступление — балканизация сцены. Эта "скашечка" бесконечная, медная духовая секция, баяны-аккордеоны, целое потерянное поколение музыкантов. И некоторые до сих пор этим активно занимаются. Это очень плохо повлияло на вкусы отечественной публики. Мне же хотелось атлантических мотивов, которые мне кажутся гораздо ближе к украинскому эстетизму и нашему нраву. Украинская же "ирландская сцена" очень маленькая, на ней есть несколько одних и тех же групп-долгожителей, которые что-то такое делают, но они работают, как будто в каноне, без действительно интересного синтеза. Поэтому в свое время я собрал соответствующих людей, классных музыкантов, и сам быстро научился играть на некоторых духовых инструментах, просто чтобы не собирать большой оркестр. Группа должна влезать в одну легковушку. Это удобно для гастролей.

"Функционально русский язык в Украине потерял всякий смысл"

— А как квотирование украинского языка в медиа сыграло на руку отечественным музыкантам, или никак не повлияло?

— Для меня никак не сыграло. Только сейчас во время войны редко, но слышу свою музыку на некоторых волнах. Это вообще удивительно работает. Не знаю, как музыканты туда попадают. Когда-то даже пытался отдельно пробить, чтобы радио услышало песни группы "Пирятин". Потом поговорил с одним компетентным человеком, который мне сказал, что по сути, это никак не работает. Я ответил: "Понял". Но тем не менее пара песен Ukie’z сейчас как-то оказались на радио. Я даже не знал об этом, но некоторое время их крутили. Знаю, что "Армия FM" крутят что-то из "Пирятина".

— Объясните, каким образом вам, как коренному киевлянину, удалось перейти на украинский язык?

– Легко. Потому что украинская школа, потому что родственники в селе. В детстве я не говорил по-украински, но всегда слышал его. Плюс высшее образование получал все-таки на украинском. Потому мне было легко. К тому же я окончил художественную школу имени Шевченко в 90-х годах — ДХСШ. Это в то время была конкретная такая бандеровская ячейка в Киеве (вообще топовая худшкола).

В ней все было проникнуто стихийным национализмом, как это тогда называлось, а по сути просто — украинством как таковым. Поэтому с этим проблемы как таковой не было. Проблема была наконец понять — ну, сколько же можно быть не собой? Потому что это действительно тупо — быть украинским художником, и пи*деть по-русски. Встал насущный вопрос: "На *уя?!". Вот и все.

— До сих пор в публичном пространстве ведутся дискуссии по поводу мовы-языка. Это уже навсегда, и неужели никогда не удастся избавиться от русификации?

— Думаю, мы достаточно быстро полностью украинизируемся. Есть такой внутренний сюжет: представляю себе, что из гаражного кооператива вылезает последний пожилой гопник где-нибудь на Березняках (жилой массив на левом берегу Киева, — Авт.), идет по улице Березняковской и вдруг понимает, что он один остался, кто до сих пор почему-то пи*дит по-русски. А вокруг все — на украинском. Этот момент истины настанет.

Функционально русский язык в Украине потерял всякий смысл, поскольку украинский может всё то же, и даже больше. Он ведь излучает важные для нас смыслы, которые не излучает русский язык. В русской культуре отсутствует понятие свободы, чисто как категории. Слово есть, а живой категории нет. А для нас свобода – это национальный невроз, и это прекрасно. Чисто технически русский язык потерял смысл своего существования. Он не нужен. Я его когда-то неплохо знал и говорил на нем, правда довольно давно, что уже и не вспомню.

— Бывшая пресс-секретарь Зеленского Юлия Мендель говорила, что в Украине есть так называемый "украинский русский язык". Как вы к такому утверждению относитесь?

- Как к махинации. Это обычный русский язык, вам об этом любой филолог скажет. Окей, пусть он находится в "южно-русском изводе", но это просто русский язык. Не надо его называть каким-то тамильским или украинским, и тому подобное. Он не нужен, каждый из нас может говорить по-украински. Это просто.

У меня уже совсем не осталось друзей, кто до сих пор упрямо говорит исключительно по-русски. Никого! Хотя 20 лет назад мне для того, чтобы просто поговорить по-украински, нужно было ехать специально к одному чуваку, чтобы с ним прибухнуть и поговорить. Просто чтобы как-то освежить свои знания. Сейчас все наоборот. Мне, чтобы с кем-нибудь по-русски поговорить, блин, из друзей даже не знаю, к кому обратиться. Все рыгают от того, не хотят больше.