Диакон ПЦУ Андрей Моисеенко: “Если бы был выбор, послужил бы на «Азовстали» снова. Я был на своем месте”

Читати українською
Автор
5637
Андрей Моисеенко до плена. Фото Сергея Горобцова
Андрей Моисеенко до плена. Фото Сергея Горобцова

Отец Андрей рассказал "Телеграфу" о том, как одновременно был стрелком и диаконом, а также об издевательствах россиян над пленными с "Азовстали"

Диакон Донецкой епархии Православной церкви Украины (ПЦУ) Андрей Моисеенко – непубличная персона. Под общенациональными софитами он оказался после Facebook-поста митрополита Донецкого и Мариупольского Сергия (Горобцова), в котором сообщалось о его освобождении из российского плена.

В своем первом с того момента интервью 54-летний отец Андрей рассказывает "Телеграфу" о том, как одновременно быть стрелком и диаконом, о садистских издевательствах над украинскими военнопленными и героями с "Азовстали", где он служил одним из капелланов.

"Все церкви УПЦ (МП) в Мариуполе были закрыты. А ведь в них могло бы укрыться много людей"

Первой любовью отца Андрея был протестантизм. В конце 90-х он начал посещать большую протестантскую общину "Слово Жизни" в Донецке. Именно эту мегацерковь, которая состояла из более чем 500 членов и которой неизменно руководил пятидесятник Леонид Падун, 9 июля 2014 года захватили российские террористы и превратили ее в логистический хаб.

Мужчина не прекращал духовных поисков, читал Библию и историческую литературу и к началу АТО заинтересовался православием. Он познакомился с отцом Макарием (Дядюсем), настоятелем храма Святого Николая-Чудотворца из Волновахи и одновременно капелланом-волонтером добровольческого батальона НГУ. Священник только подогрел интерес будущего диакона к православной традиции. "Я чувствовал, что мне нужно двигаться дальше", — говорит Моисеенко. А в 2015 году отца Андрея мобилизовали стрелком в ряды НГУ. Его отряд перебросили в пгт Мироновский, расположенный на границе между Донецкой и Луганской областями в 35 км юго-восточнее Бахмута.

"Бог всегда был в моем сердце. Он много раз меня спасал во время войны", — рассуждает он.

В течение 2014-2017 годов Моисеенко плотно общался не только с о. Макарием, но и со священником еще тогда УПЦ Киевского патриархата Валерием Лотаревым и нынешним митрополитом Донецким и Мариупольским Сергием (Горобцовым). Он решил помочь отцу Валерию в служении и вместе с этим капелланом-добровольцем ездил на передовую. "УПЦ (КП) в те времена помогала тем, чем могла – и словом, и делом", – вспоминает священнослужитель. Мужчина осознал, что хочет служить в церкви, и в 2017 году в одном из храмов Донецкой области владыка Сергий посвятил Моисеенко в диаконы.

- Почему вы решили присоединиться именно к тогдашнему Киевскому патриархату? Церковь не была популярна на востоке Украины.

– Почему именно УПЦ (КП)? Начал исследовать историю, и везде есть порядок Божий. С Московским патриархатом я не пересекался и благодарен, что Бог меня свел с людьми, которые были по сердцу Божию. Личности владыки Сергия и отца Валерия играли важную роль в моем решении присоединиться к православию. Меня тянуло к ним. Главное – встретить на своем пути людей, к которым Бог ведет тебя.

Так после более чем 10-летнего пребывания в протестантской среде Андрей стал православным. Как и в свое время капеллан ДУК "Аратта" и экс-заключенный "ЛНР" Валентин Серовецкий — умерший в октябре 2016 выходец из баптистской традиции. Возраст отца Андрея тогда уже приближался к 50 годам.

В апреле 2016-го, после Дебальцевского котла, диакона демобилизовали по состоянию здоровья. Поскольку он родился в Мариуполе, после рукоположения его назначили служить в церквях Мариуполя. 26 февраля мужчину взяли в мариупольскую ТрО, ведь он номинально считался военнослужащим НГУ. "Как добровольцу мне дали оружие, однако сразу его и забрали, — рассказывает он. — Формально я был стрелком, но служил капелланом и оружие не применял. Помогал раненым, ставил жгуты и участвовал в эвакуации. Научился этому в зоне АТО".

По словам мужчины, церкви УПЦ (МП) были все закрыты и ни одна не служила шелтером (приютом. — Ред.) для гражданского населения. Замки висели не только на дверях храмов, но и на воротах. "Уверен, что в них могли бы укрыться многие. У ворот собирались люди, которые выезжали на эвакуацию в россию, — говорит отец Андрей. – Также россияне пытались не стрелять по московским храмам".

В уже захваченном россиянами городе диакон ходил в гражданской одежде, а передвигался по кварталам только тогда, когда это было крайне необходимо. "Я хорошо знал Мариуполь. Ходил в город, пока доступные пути еще были. Но большую часть времени был на "Азовстали": удостоверение диакона ПЦУ, "красная тряпка" для россиян, безопасности не способствовало. "На постоянно" остался на заводе с середины апреля, когда оккупанты полностью окружили "Азовсталь", — рассказывает он.

С тех пор жизнь 2500 украинских защитников "Азовстали" делилась на две фазы: обстрелы и необстрелы. В первой ситуации все пытались спасаться, во второй – занимались делами. Как капеллан отец Андрей общался с военнослужащими, поддерживал их, молился за них и читал.

"Любые разговоры я сводил к теме веры и Господа. Люди знали, что я диакон и что со мной можно поговорить о главном. У каждой женщины и каждого мужчины с "Азовстали" была собственная судьба, каждый из них был героем. Я был на своем месте. Если бы был выбор, я бы послужил на "Азовстали" и во второй раз, — говорит он. — Пока не было приказа, никто не собирался сдаваться в плен, я — тоже. В условиях крайней опасности я бы вернулся к роли стрелка. Наша общая задача была выполнена. Но в плену сейчас еще очень много наших. Думаю, россияне бросили бы на "Азовсталь" все ресурсы — немало бы из них полегло".

"Никто не собирался сдаваться в плен, я — тоже. В крайнем случае вернулся бы к роли стрелка", - говорит капеллан. Фото Сергея Горобцова

С особой теплотой диакон вспоминает праздник Пасхи на "Азовстали". Каким-то образом удалось напечь небольшие паски. "Молились вместе, — говорит он. — Воины должны помнить, что Господь освободил нас от ярма и сделал свободными. Ребят это точно ободрило".

– Вы знаете, что такое добровольное капелланство до и после 24 февраля. Есть ли отличия?

– Да. Во-первых, капелланство стало более организованным. Во-вторых, в зоне АТО/ООС люди воевали по зову сердца и души. Тогда не было такого военного вторжения, ведь со стороны россиян в нем принимали участие те, кто стремился к деньгам или славе. В 2022 году война стала общенациональной – ракеты достают и до Львова, и до Чернигова, и до Черновцов. Война стала ближе и масштабнее. Поэтому наши воины признавались: их волнует, что уровень вооруженной агрессии россии стал в разы выше. И убитыми могут оказаться не только они, но и их семьи, родители и друзья. Уже не имело значения, где кто живет. Добавлю, что "Азовсталь" обороняли защитники со всей Украины – пограничники, НГУ, ВСУ, ВМС, ТрО и другие подразделения. И каждый волновался за близких и тех, кто рядом.

- Можете ли вы сказать, что благодаря вашей работе люди стали ближе к Богу? И сами верите в правоту пословицы, что в "окопе не бывает атеистов"?

Все молились, когда рядом падали бомбы. В тюрьме так же много людей размышляли над тем, почему их судьба сложилась именно так, почему они за решеткой и почему выжили. Как капеллан я направлял все разговоры к вере и говорил, что нет разницы, как зовут Бога, главное – это поступки согласно вере.

"В СИЗО Таганрога мне сначала сломали одну ногу, а через два месяца — другую"

Никто из защитников "Азовстали" сдаваться в плен не планировал. "Однако командир подразделения зачитал нам приказ о том, что мы выполнили свою задачу и под наблюдением Красного Креста и ООН должны выйти с завода, — говорит отец Андрей. — В период от 2 недель до 3 месяцев нас должны были вернуть в Украину. Зачитали списки, и я был в одном из них.

Россияне не знали, что Моисеенко – диакон ПЦУ. После выхода военных с "Азовстали" их самих и личные вещи тщательно обыскали. Конечно, россияне не могли себе отказать в открытом разграблении чемоданов. Кто-то из военнопленных, как отец Андрей, успели заполнить анкеты от Красного Креста. Мужчина указал телефон своего сына, и через месяц ему позвонили из этой организации.

Из Мариуполя в печально известную Еленовку автобусы, специально пригнанные из россии, ехали примерно 12 часов. Отец Андрей насчитал около 10 автобусов, которые брали на борт по 30-50 пленных.

После 9-дневного пребывания в Еленовке – новый этап, в российский Таганрог. В местном СИЗО его продержали 3 месяца и 3 недели.

– На второй день пребывания в Таганроге мне сломали ногу. Позже она неправильно срослась. Обращения к медикам смысла не имели. Они сразу "прописывали" физические упражнения. "Меньше воды пейте, чтобы не опухало", — сказал мне "врач". А через два месяца сломали вторую ногу. Повода для этого не было. Если россияне хотели что-то узнать или попрактиковаться в садизме, во время допросов они издевались над пленными. Они не знали, что я диакон. Если тебя не спрашивают, ты ничего не говоришь. Лучше вообще ничего не рассказывать.

Далее – этап в город Каменск-Шахтинский Ростовской области. В нем для содержания украинских военнопленных россияне расконсервировали бывшую колонию для осужденных. После приезда новой партии пленых их отправили на допрос. Первый вопрос россиян: "Мобилизованный или контрактник?" Далее расспрашивали о воинском звании, специальности (ВУС) и знакомых позывных.

Вызвали на допрос и отца Андрея. "Понимая, что я с травмой головы и заикаюсь, много вопросов мне не задавали. Также их интересовали данные о военных инструкторах из других стран. Каждый человек определяет для себя, что говорить, а что нет. Когда меня допрашивали и документировали, я говорил: "У меня нет очков, и я не смогу прочитать то, что вы написали, и я не могу написать то, чего я не знаю. Но нас заставляли подписывать все. Я все допросы держался своей линии, но с маленькими вариациями, чтобы не сказали, что это заученная позиция", — подробно вспоминает он и добавляет, что в "СИЗО или лагере" пленных за людей не считали.

Однако и здесь были оттенки черного: те, что были в "синьке" (это лагерные охранники в синей форме), с толикой понимания относились к мобилизованным украинцам. "Потому что они понимали, что тоже скоро могут стать мобилизованными", — комментирует отец Андрей. По его словам, некоторые охранники считались с возрастом пленных. А один из руководителей вообще не участвовал в избиениях и их предотвращал. "Когда "спецы" (российские военные. — Авт.) начинали свои издевательства, он сразу отправлял жертву в камеру. Для него это была просто работа", — детализирует Моисеенко.

"Им и денег не нужно было – они приходили на работу, чтобы издеваться над пленными"

– Первые две недели охранники привыкали к нашему поведению, а мы – к их, – рассказывает отец Андрей. — Для россиян старый ты или молодой – разницы нет. Они относились к нам гораздо хуже, чем кавказцы, например, издевались над всеми. Дважды в день нас утром и вечером проверяли. За 3 месяца моего пребывания в Таганроге от избиений погибли два наших парня. Поэтому сменили начальника СИЗО и его подчиненных садистов-социопатов. Думаю, им и денег не нужно было – они приходили на работу, чтобы издеваться над пленными. Им даже повода для избиения не нужно было. В любой момент могут поломать тебе ребра, руки, ноги. Беспричинно. Мы все просто слушали, всегда – с закрытыми глазами. Открыл глаза – получил удар. Даже когда ходишь, делаешь это буквой "Г" — голова должна быть у пола. А глаза чуть-чуть открыты, чтобы понимать, куда идешь. Если глаза больше открыты, получил удар. Людей узнаешь только по голосам. Такая ситуация везде. Нашей главной задачей была адаптация к их привычкам, чтобы их победить.

Отец Андрей попал в список тех, кому за 50. Случаев сексуальных издевательств или насилия по религиозному признаку не наблюдал.

Беспредел со стороны россиян накладывался на полное отсутствие правдивых новостей извне. "Внешней информации не было совсем, — добавляет он. — Единственное исключение — радио из так называемого "музыкального ящика", и то российское. Включали пропагандистские военные песни из "Л/ДНР" и россии. В Курске это включали с 06:00 до 22:00, времени отбоя. Некоторые российские охранники просто выключали эту музыку, потому что опротивела".

В лагере священнослужитель не перестал быть капелланом. По возможности он садился с военнопленными и разговаривал с ними о Боге. С некоторыми был знаком еще с "Азовстали". Когда представитель россиян сказал, что в колонии есть церковь и он ищет туда служителя, отец Андрей признался, что он диакон, и предложил свою кандидатуру. Впрочем, оказалось, что россиянам был нужен человек для мытья полов. "Очки мне не давали, но удалось выпросить "Закон Божий" на русском языке, и многие люди жадно его читали. Была огромная потребность в слове Божьем", — вспоминает он свое служение в лагере для пленных.

Андрей Моисеенко
Андрей Моисеенко. Фото Алексея Гордеева

- Что давало вам силы пережить плен в ситуации, когда неизвестно, сколько он продлится?

- Больше всего – молитва и присутствие Божье. С сокамерниками я говорил обо всем, но больше всего – о Боге. И Господь помогал от начала до конца.

Отец Андрей считает, что оказался в обменных списках благодаря Богу. Его освобождение началось еще в Каменск-Шахтинском, из которого его этапировали в Курский центральный СИЗО. Там он был с 4 по 28 октября.

- Когда нас привезли в Курск, началась "приемка" — это когда тебя приветствуют избиением. Когда же бьют по мышцам, ногам или позвоночнику "ласково" и без следов на теле, начинаешь себя спрашивать, а почему именно так и не в полную силу? Охранника, который меня бил, трясло от злости от того, что он не может надо мной поиздеваться вовсю. Дальше меня сняли голым на видеокамеру – фиксировали, в каком состоянии я пришел после "приема". Было ясно, что нас готовят к обмену. Даже при этом нас били деревянными дубинками. Когда попадали в позвоночник, ноги отказывали. Впрочем, у меня создалось такое впечатление, что россияне опасались украинцев с "Азовстали". Например, на нашем этаже было около 15 камер, где держали от 2 до 6 военнопленных в камере. Их охраняли около 5 часовых и 10 военных. Они понимали, что нас не сломили. Это было в Таганроге и других местах по этапу.

29 октября отец Андрей оказался среди группы из 52 украинских гражданских и военных, которых обменяли на россиян. По словам владыки Сергия (Горобцова), диакон вернулся исхудавшим на 40 килограммов. В Украине его поначалу встретили профильные военные. Далее – первичное лечение в днепровском госпитале.

В настоящее время мужчина живет в Киеве, где он, военнослужащий, будет проходить военно-врачебную комиссию (ВВК). "Меня ждет долгая медицинская реабилитация. Ноги в Днепре я не вылечил. Есть проблемы с позвоночником и работой головного мозга (провалы в памяти), — говорит он. — ВВК определит, где я буду лечиться. Если меня комиссуют, то будет проще — смогу просить владыку Сергия благословения на перевод в Киев".

Отец Андрей по-прежнему поддерживает контакт с некоторыми защитниками "Азовстали". Впрочем, почти все, по его словам, еще в плену. "Служить я буду обязательно", — излучает он оптимизм.