"Делаем то, чего еще не было в истории человечества": министр о миллиарде деревьев Зеленского, Каховской ГЭС и последствиях войны

Украина, столкнувшись с дерзкой агрессией, взяла на себя задачу не только отстоять свою независимость, но и определить пути привлечения россии к ответственности за экоцид. Ведь последствия системного уничтожения природы ощутят не только современные граждане, но и будущие поколения.

"Телеграф" пообщался с Министром защиты окружающей среды и природных ресурсов Русланом Стрельцем, чтобы узнать, как Украина планирует привлечь россию к ответственности, прогрессирует ли программа высадки лесов, как управляется ситуация с Каховской ГЭС и как выглядит решение других задач.

— Вы уже полтора года в должности министра защиты окружающей среды и природных ресурсов. Можете ли вы назвать свое главное достижение и главный провал или, возможно, недоработку за это время?

— Очень многое удалось сделать за это время. Если говорить о последнем, то наибольшим достижением является то, что в части евроинтеграционных процессов нам удалось сделать почти столько же, сколько было сделано Украиной за семь лет. И на это уже соответствующая оценка Европейской комиссии. Если посмотреть на их оценку динамики наших изменений – это 4 по пятибалльной шкале. На мой взгляд, достаточно высока.

Это если говорить об общем результате, но можно пойти в детали. Нам удалось адвокатировать законопроект об управлении отходами, который блокировали последние 10 лет. Присоединить Украину к Минаматской конвенции о ртути удалось проадвокировать в первом чтении законопроект №6004-д об обеспечении конституционных прав граждан на безопасную для жизни и здоровье окружающей среды. То, что раньше называлось законом о промышленном загрязнении.

Еще ряд евроинтеграционных законопроектов. Удалось создать новые цифровые сервисы на нашей ЭкоСистеме. Это та платформа, которую я создавал еще в должности заместителя министра по вопросам цифровой трансформации. Сегодня я поставил задачу команде вести очень активно статистику: как работают сервисы, сколько обращений, каковы результаты, фидбеки.

Но самое главное, если говорить о геополитическом формате, нам удалось полностью восстановить субъектность министерства в международных отношениях. Совместно с Офисом генерального прокурора мы провели большой форум, в котором приняли участие 10 министров защиты окружающей среды, включая еврокомиссара по окружающей среде, океанам и рыболовству Виргиниюса Синкявичюса. И если бы не опасная ситуация, если бы не определенные ограничения по предыдущим приглашениям, то у нас было бы таких гостей гораздо больше. Тем более что мои коллеги мне звонили по телефону и извинялись, потому что не могли планировать такие события за короткое время. А все они хотели быть присоединенными.

Еще один результат (он не сугубо политический, но тоже выдающийся) — в прошлом году на Конференции ООН по изменению климата (СОР27) Украина имела первый павильон за историю независимости. Это стало местом единения всех наших гостей. Туда пришло большое количество мировых лидеров, включая [лидера фракции демократов в Палате представителей Конгресса США] Нэнси Пелоси, [экс-госсекретаря США] Джона Керри, главу USAID и многих других. В этом году мы планируем подготовиться и выполнить задачу даже лучше, но подробности обсудим после мировой конференции.

Очень важным моментом является то, что мы с Офисом генерального прокурора делаем то, что до нас никто не совершал в истории человечества: фиксируем преступления против окружающей среды и имеем новые методики. Вокруг этого трека сегодня объединено большое количество международных и украинских экспертов.

Насколько нам удастся его зацементировать в международном контексте, получить международное признание: результаты увидим в 2024 году, когда потенциально удастся реализовать Международную окружающую декларацию. Она уже была представлена.

Важным элементом является то, что мы завершили строительство архитектуры климатического управления. Открытие климатического офиса добавило последнее недостающее звено. Поскольку у нас уже были все институты или государственные органы, на базе которых можно приступать к реализации системы торговли выбросами. Эта система для нас очень важна, потому что, реализовав ее, мы защищаем украинское производство и украинский бизнес.

Это баланс между сохранением живой природы и экономическими интересами государства во время войны. Не секрет, что битвы выигрывает армия, а войны выиграют в экономике. Самое главное это то, что мы изменяем систему. В первую очередь меняем подходы, цифровизируем наши услуги. Мы хотим, чтобы к нашему министерству относились с доверием. По крайней мере, я к этому стремлюсь – и в части реализации политики, и в части формирования политики.

А еще нам удалось завершить реформу недропользования. В конце 2022 года принят закон, внесший изменения в Кодекс о недрах. Мы полностью завершили работу над вторичным законодательством. Есть первые кейсы, которые уже реализуют по новым, прозрачным, современным и понятным правилам. Мы делаем все это, чтобы доверие было не только от наших международных партнеров, но и внутри страны.

Даже дерегуляционные процедуры проводятся не для того, чтобы убрать какую-то бумажку, а чтобы мы имели возможность получения информации об окружающей среде для министерства, для принятия дальнейших решений. Но при этом сделать процесс максимально комфортным, чтобы он не вызвал рефлексии о бюрократических процессах и потенциально коррупционных рисках.

— Есть ли у министерства план восстановления природоохранных территорий и пострадавших в результате военных действий лесных массивов? Сколько для этого понадобится время и ресурсы? Есть ли природные объекты, которые невозможно будет восстановить?

— В первую очередь, после завершения военных действий важно разминировать территории и оценить причиненный боевыми действиями ущерб.

Для восстановления лесов правительство внесло изменения в Государственную стратегию управления лесами Украины до 2035 года, которыми предусмотрено меры по их реабилитации и восстановлению. Что касается сроков восстановления, то все будет зависеть от скорости разминирования. Сейчас формируем перечень деоккупированных участков, требующих приоритетного обследования и последующего разминирования.

По данным Гослесагентства, силами ГСЧС из около 500 тыс. га лесов уже разминировано 73 тыс. га. Обследование и разминирование требуют более 400 тыс. га. Из них 185 тыс. га будут включены в перечень приоритетных участков. Еще более 12 тыс. га требуют первоочередного разминирования и являются критическими для нормальной работы предприятий.

ГП "Леса Украины" провело пилотный тендер по закупке услуг разминирования лесов на территории Народицкого специализированного лесного хозяйства Житомирской области. Договор на разминирование почти 3,5 га леса подписан с госпредприятием "Укроборонсервис".

Что касается восстановления природоохранных территорий, то здесь, по предварительным данным, нуждаются в обследовании и разминировании 1 млн 200 тыс. га. Также планируем строительство не менее 10 региональных реабилитационных центров по реабилитации диких животных.

— В феврале вы сообщали, что договорились с еврокомиссаром о том, что Украина и ЕС объединят программы по высадке деревьев. Речь об украинском "Миллиарде деревьев", который должен высадить до 2025 года. Однако критики свидетельствуют, что лесные участки для высадки зачищают "под ноль", до сих пор высаживают инвазионные виды. По вашему мнению, как проходит программа, текущий ли темп высадки деревьев удовлетворяет международные стандарты и требования по сохранению биоразнообразия, или это только формальное исполнение обязательств?

— Во-первых, у нас нет обязательств перед Европейским Союзом высаживать деревья. Что касается объединения программ, то это процесс не один день. Сегодня мы многое объединяем с ЕС. Но если кто-то ожидает, что у нас появится единая программа, то скорее всего такого не будет.

Программа президента Зеленского "Зеленая страна. Один миллиард деревьев" продолжает реализовываться, несмотря на войну. Она идет немного меньшими темпами, чем мы хотели. Потому что больше лесов по этой программе должны были высаживать на юге и востоке страны, где сегодня ведутся боевые действия. Однако уже есть конкретные кейсы, когда общины даже отдают неиспользуемые земельные участки под облесение.

Во время моего недавнего визита в Черниговскую область я разговаривал с председателем Всеукраинской ассоциации общин. Господин Владимир Кучма даже получил отличие за то, что большое количество земель передал под облесение, помогая нам сегодня увеличивать площадь лесов.

Что касается вырубки лесов: лесную деятельность сегодня в Украине осуществляют согласно материалам лесоустройства, утверждаемым на 10 лет. То есть на определенной территории ясно, что будет срублено, какая территория будет восстановлена и как будет проходить процесс замены старых деревьев. Я бы говорил не о вырубке, а о замене деревьев. Есть территории заповедные с ценными деревьями, с подснежниками, которые мы точно под вырубку не дадим. Они имеют соответствующий статус. А есть территории, которые в советское время были насажены по принципу ведения сельского хозяйства. Засадили, а если их не убрать, они вымрут, а затем убрать эту территорию будет гораздо дороже.

Мы сегодня работаем над финализацией изменения подходов к ведению лесного хозяйства. С ними согласны все: и лесоводы, и стейкхолдеры, и экологи. Мы хотим прийти к введению лесного хозяйства, приближенного к природному. Что это значит? В любом лесном массиве, например, в Киевской области, вы увидите ровно посаженный 60-70-летний лес, но там только сосна, например или другие деревья.

В Европе такого нет, потому что произошли некоторые изменения. Там, когда растет какой-то вид деревьев, рядом растут еще несколько, и они имеют разную возрастную структуру. Одному дереву — 80 лет, другому — 50, третьему — 20. А где-то там новое дерево, которое вообще выросло. И мы стремимся в первую очередь изменить этот принцип лесного хозяйства. От принципа плантационной высадки с соответствующей вырубкой до способствующей сохранению природы.

Большим достижением было то, что нам удалось отстоять в Верховной Раде закон о самосессионных лесах. Ибо до его принятия большое количество территорий, где естественно вырос лес, не имело правового статуса. И даже если кто-то незаконно срубил посадку, он не нес никакой ответственности, потому что не было владельца. Теперь с таким законом у нас гораздо больше полномочий.

У лесоводов гораздо больше полномочий по предоставлению статуса и учета этих участков. Если мы говорим о показателе, к которому мы стремимся в соответствии с нашей стратегией — 20% облесенной территории страны. Это тот показатель, при котором леса лучше влияют на климат, почвы, водные ресурсы, противодействуют эрозионным процессам. И благодаря этому закону мы скорее подходим к этим 20%.

Фактическая лесистость Украины сегодня составляет 16%. Но я убежден, что в тех случаях, когда это возможно, и при полной информации о лесных землях, нам удастся залесить даже более 20% территории. И мы должны с вами не забывать, что это очень важно, поскольку лес является одним из основных инструментов абсорбции выбросов и поглощения парникового газа.

Что касается международных стандартов, то единые международные или европейские стандарты до высадки лесов отсутствуют. Европейские директивы и регламенты акцентируют внимание на необходимости соблюдения национального законодательства в сфере лесного хозяйства. А указанная инициатива полностью соответствует новой лесной стратегии ЕС до 2030 года, которой предусмотрено высадить к 2030 году 3 млрд деревьев, а также Стратегическому плану ООН по лесам на 2017-2030 годы, одной из целей которого является увеличение площади лесов на 3%.

— Но, как я понимаю, программа предполагает не только высадку миллиарда деревьев, но и увеличение площади на миллион гектаров. Где их взять, если у нас только облесение зарубов и обновление лесов, которые уже были?

— Я только что привел пример, как действует закон о самосессионных лесах и у нас увеличиваются лесные площади. Также пример главы ассоциации общин, которые уже сегодня готовы отдавать участки. За этот год присвоено кадастровых номеров более чем на 9000 га самозалесенных земель. Поэтому я еще раз подчеркиваю, что крайне трудно сегодня идти темпами 2020-21 года, которые были в планах, поскольку идет война. Мы понимаем, что можем посадить 100 000 сеянцев на юге и востоке, но они могут быть уничтожены в один день.

— Понятно, что россия продолжает уничтожать природу по всем направлениям и будет это делать дальше. Рассматривается ли экоцид со стороны россии как возможный катализатор и способ воздействия на санкции? В частности, сейчас все активно расследуют преступления и оценивают последствия, но как далеко стоит реальное привлечение россии к ответственности?

— Мы должны разделять фиксацию преступлений, их доказывание и привлечение к ответственности, а потом еще и возмещение последствий. Это сверхсложная задача.

С 2022 года каждое министерство, имеющее в своей структуре какую-либо инспекцию, разработало методики, по которым рассчитывают убытки. Еще есть множество треков. Есть внешнеэкономический, внешнеполитический трек "Формулы мира" президента Зеленского, в пункте 8 которой говорится о привлечении стран для противодействия экоциду и достижении справедливости. И что должен быть мир из-за победы Украины.

Следующий трек – это то, что мы делаем по методикам. Мы их передаем в Офис генерального прокурора и пытаемся сделать первые пилотные кейсы, которые ОГПУ через Офис прокурора Международного уголовного суда в Украине доведет до Международного уголовного суда.

Следующий вопрос – фиксация всех убытков. Мы сегодня говорим не только о фиксации ущерба окружающей среде, мы говорим о реестре убытков, который был начат украинской делегацией во главе с премьер-министром Денисом Шмыгалем в Рейкьявике.

Там же группа Минюста во главе с замминистра Ириной Мудрой. Они работают над большим реестром ущерба, в котором неотъемлемой составляющей является и экологическая составляющая.

И последний трек – за что будет возмещаться. Сегодня вы тоже видите много информации об арестах активов, которые могут быть источником возмещения ущерба в результате войны. Отдельно хочу сказать, что мы не должны останавливаться на ущербе окружающей среде, который сочли нашими методиками.

Я хотел бы, чтобы мы перешли от методики натурального выражения ущерба к оценке потерь экосистемных услуг. И мы над этим очень активно работаем. Ибо с одной стороны есть сожженное дерево, его цена, объем, методика с определенными коэффициентами, определенная цена. Но очень сложно сосчитать, сколько человек и экосистема теряет от того, что этого дерева уже нет.

Хотя я уверен, что мы получим новые методики с учетом экосистемных услуг. Нам помогают многие международные партнеры. И один из примеров или первых шагов научиться считать экосистемные услуги, это отчет UNEP (United Nation Environmental Program. — Ред.) об ущербе окружающей среде в результате теракта на Каховской ГЭС. По их оценкам, из-за теракта россии на Каховской ГЭС Украина только в этом году недополучила экосистемные услуги более чем на 8,5 миллиардов долларов США. Это и водоснабжение, и гидроэнергетика и рыболовство. А также влияние на изменение климата, качество воздуха и воды.

Но это первый маленький шаг, маленькое зернышко, которое поможет нам, используя эти подходы и формулы, вычислить реальный ущерб всей украинской окружающей среде. Я более чем уверен, что ущерб окружающей среде может превысить общий ущерб всей инфраструктуры, разрушенной оккупантами на украинской земле.

— Насчет восстановления Каховской ГЭС мнения расходятся. Кто-то говорит, что категорически нельзя и это невыгодный проект, а кто-то — что нужно и природа и экономика Украины почти за 70 лет приспособились к ГЭС. Планируют ли ее восстанавливать?

— Будут или не будут, покажет время. В первую очередь, мы должны говорить о деоккупации территории, о обеспечении безопасности на той территории, чтобы перейти к определенным проектно-изыскательским работам. На сегодняшний день у меня, например, отсутствует информация об оценке самих повреждений этой ГЭС, потому что их невозможно провести. Будет безопасность, будет мир, будет принято какое-нибудь окончательное решение.

Промежуточные решения – это одно, окончательное – другое. Но я уверен, что у нас есть время, чтобы взвешенно подойти к этому вопросу и сделать действительно качественный анализ. Если я сейчас скажу, что что-то нужно или не нужно — это будет не подкреплено определенными расчетами и обоснованиями заявления. Я этого делать не хочу. Поэтому дадим поработать тем, кто умеет, кто точно на это уполномочен, и после этого уже будем возвращаться к этому вопросу.

— Относительно ситуации на оккупированной стороне. На сколько понимаю мы можем исследовать только 10-15% спутниками, но понятно, что для полной оценки нужно быть физически на территории. Рано или поздно мы все освободим, но определить последствия после подрыва ГЭС достаточно неотложное дело. Разрабатываются ли какие-либо международные механизмы, которые помогут обеспечить доступ исследователей и ученых к этим территориям? Или каким образом это решается?

— Один из примеров, о котором я уже рассказал — по моей просьбе, на территории Херсонской и Николаевской областей работала миссия United Nation Environment Programm (Программа ООН по окружающей среде. — Ред .). В ее составе было более 20 представителей почти из 20 стран мира.

Но если вы говорите о коридорах безопасности, то здесь другое дело. Ведь о каких коридорах мы сегодня говорим, если война, которую развязали россияне, является нарушением всех принципов, всех стандартов войны. Поэтому я уверен, что их нужно в первую очередь вытолкнуть за конституционные границы Украины, а затем говорить о полной оценке последствий.

— После подрыва россиянами Каховской ГЭС вода разнесла осевшие на дне водохранилища вещества — тяжелые металлы, радиоактивные вещества и микропластик. Известно ли об объемах и концентрации этих веществ, как решают эту проблему и какие последствия для обычных украинцев?

— Мне очень нравится, насколько вы уверенно делаете некоторые заявления. У тех, кто это заявлял, нужно было попросить соответствующие доказательства. Мы же активизировали работу и Госэкоинспекции, и Госводагентства, и многих других публичных структур, чтобы провести мониторинг и изучить ситуацию.

Мы знаем о более чем 150 тоннах масла, которые смыли в Черное море. Но часть из этих 150 тонн прибило к берегу. И остатки этих нефтепродуктов можно было видеть на растущем там камыше.

По моему поручению туда выезжали специалисты специального предприятия ГСП "Экоцентр", обеспечивающего радиационный мониторинг. Превышений допустимых значений радиации обнаружено не было. Превышения по некоторым веществам, по воде, по почвам были. Но они не являлись критическими (в 5-7-10 раз). Это были неоднократные превышения, которые можно увязать с любыми процессами.

То, что огромное количество загрязняющих веществ попало в Черное море, произошло его опреснение в результате попадания пресной воды — эти процессы произошли точно. Но точно говорить, сколько именно загрязнителей, как они повлияли и самое главное, какие будут последствия через годы, крайне тяжело.

Даже исследования, проводимые на побережье Болгарии и Румынии, не фиксируют загрязняющих веществ. Дойдут ли они до них? Неизвестно. Но еще раз хочу сказать — самым загрязнителем Черного моря являются военные корабли, морские мины и все то, что оккупанты сегодня там делают, уничтожая живую природу.

Доказательством тому более тысячи смертей дельфинов. И это только официально зафиксировано. Мы сегодня со страхом думаем, сколько лет должно пройти, чтобы изучить влияние этой войны на Черное море.

— Еще до назначения на должность министра в медиа появлялась информация, что ГБР якобы открыло против вас дело из-за незаконной выдачи ООО Новомет права на выбросы загрязняющих веществ? Правда ли это, и какова судьба этого производства, если оно действительно было открыто?

— Понятия не имею. Совершенно не знаю, потому что информация такая в СМИ была. Вопрос в том, что когда против кого-то открывают дело, человека вызывают на допросы, дают какие-то запросы. Меня никто на допрос не вызывал.

— То есть вы это опровергаете?

— Ничего не опровергаю. Я видел эту информацию в СМИ, равно как и вы. Не знаю, правда или неправда, просто говорю, что в любых следственных действиях не участвовал.

— Как вы оцениваете ситуацию с затопленными шахтами на Донбассе? Эта проблема не нова для региона, она очень обострилась еще с 2014 года. Какая ситуация сейчас и как контролируют выбросы радионуклидов, которые могут попадать в реки и дальше — в Азовское, Черное и потенциально Средиземное море?

— До 2021 года, насколько это было возможно, миссия ОБСЕ мониторила состояние. Кажется, с 2019 по 2021 год количество данных было вообще минимальным, потому что там уже начали нарушать их права и не допускать к проведению. Невозможно было обеспечить безопасность специалистов, которые должны там работать. Есть определенные отчеты, некоторая информация из них на сегодняшний день имеет "грифы" с учетом ситуации безопасности. Поэтому обнародовать ее я не могу, хотя она у нас есть. После войны, думаю, эти данные будут открыты.

Достоверно могу сказать, сегодня оттуда надо убрать основной мусор — "орков". Вот когда мы их уберем, я уверен, что все те миссии, которые работали до полномасштабного вторжения, могут качественно проводить эту работу.

— Планируется ли разминировать морское побережье Одесской и Николаевской областей? Если да, то когда пляжи и прибрежные зоны станут безопасными?

— Трудный вопрос. Я уверен, что после того, как "русские корабли" уйдут домой или окажутся на дне. После этого это можно будет делать.

— Сейчас много говорят о том, что война зашла в тупик. В частности, после статьи Залужного. Если линия разграничения на время останется неизменной, то что будет с планами по восстановлению природы на деоккупированных и разминированных территориях? И что вы вообще думаете о том, что война заходит в тупик?

— Это абсолютно непатриотический вопрос. Я, например, не уверен, что вообще должен думать, а что будет, когда что-то там "заморозится". Я уверен, что каждый на своем месте должен прилагать максимум усилий, чтобы вытолкнуть окупантов за конституционные границы нашей страны.

И мы все должны каждый день над этим работать, равно как защитники и защитницы на линии огня выполняют свою работу. И думать о том, что вы спрашиваете, даже не желаю. А уверен, что нужно больше работать для достижения результата. Еще раз подчеркиваю каждый на своем месте. Кто-то на линии огня, кто-то на дипломатическом фронте, кто-то на техническом и т.д.